Реферат: Проблема менталитета белорусов

Эта общность становиться способной прежде всего – а иногда и исключительно – к деструктивному в социально-политическом плане поведению. В таком случае возникает особый, а именно кризисный менталитет, который служит выражением определенного распада устойчивых прежде социальных образований. Докризисный менталитет отличается целостностью, относительной устойчивостью, адекватностью социальным условиям, способностью интегрировать социум и направлять усилия его членов на конструктивную деятельность. Кризисный менталитет характеризуется отсутствием целостности, чрезмерной ситуативностью и изменчивостью, неспособностью обеспечивать единство социума и противостоять деструктивным социальным процессам. Менталитет кризисного типа возникает, например, в ситуациях резкого перехода от тоталитаризма к демократии. Еще одна черта кризисного менталитета – его расколотость, разорванность, чрезмерная противоречивость. Противоречия могут иметь место и в докризисном менталитете. Расколотость означает наличие противоречия в самом ядре менталитета – в его ценностно-мотивационном компоненте. Поскольку менталитет управляет активностью человека, то расколотость менталитета обусловливает непоследовательность и непредсказуемость поведения субъекта менталитета, что, в свою очередь, может приводить к росту социальной дезорганизации. Знания описанных особенностей кризисного менталитета имеет значения для эффективного проведения различных социальных реформ. Одно из условий их успешности – обеспечение целостности менталитета. Для этого необходимо, во-первых, прогнозирование ожидаемой социальной реальности и, во-вторых, упреждающее системное созидание новых ментальных особенностей, адекватных прогнозируемой реальности.

Менталитет социума, даже одной нации, неоднороден. Для понимания некоторых существенных моментов развития общества важно выявить особенности менталитета интеллектуальной, или духовной, элиты, менталитета народных масс и менталитета правящей (политической) элиты. Благодаря самому менталитету, главной спецификой которого служит доминирующий в нем инновационный компонент, духовная элита творчески и квалифицированно культивирует высшие ценности социума, обобщает опыт мировой истории, производит взаимопроникновение высших достижений национальной мировой культуры. Она осмысливает и переосмысливает идеи, лишь наметившиеся в сознании народа, ее назначения – поднять сознание от узких частных задач до уровня проблем большого общества, всего человечества. Духовная элита развивает высшую культуру на основе массовой. Внедряя потом посредством интеллигенции смыслы высшей культуры в массовое сознание, она обогащает массовый менталитет, который становится способным стремиться к поддержанию установления более прогрессивных социальных отношений. В этом и проявляется взаимодействие менталитета духовной элиты и менталитета масс.

Важнейшая функция духовной элиты, по мнению А. С. Ахиезера, заключается в адекватной интерпретации массовых инвестиций – таких ходов мысли и их результатов, которые связаны с абсолютным противопоставлением полярностей в различных сферах бытия, признанием противоположностей абсолютно несовместимыми. Для духовной элиты преимущественно характерен диалектический стиль мышления, называемый А. С. Ахиезером медиацией. Медиация характеризуется отказом от абсолютизации противоположностей, вниманием к их взаимопроникновению, стремлением к синтезу полярных утверждений. Медиация – творческий, рефлективный процесс, порождающий культурные инновации – новые смыслы срединной культуры.

Функции духовной элиты – порождение новых культурных смыслов и внесение их в массы – создают для нее две опасности. Первая из них – раскол с народом, который массовым сознанием может рассматриваться как отпадение, превращение духовной элиты в носителя мирового зла. В результате само существование духовной элиты становится фактором роста дискомфортного состояния, что грозит ей уничтожением. Гибель духовной элиты, изоляцией ее от общества может быть аналогично потере человеком разума в сложной ситуации… Раскол не происходит в тех странах, где существует диалог духовной элиты с массовым сознанием, где результаты творчества каждой из частей общества постоянно осваиваются другими частями и масштабы приемлемых новшеств, шага новизны постоянно расширяются.

Вторая опасность для духовной элиты – партиципация, слияние ее с народом, отказ ее от своих специфических ценностей и принятие ценностей массового менталитета. В данном случае менталитет духовной элиты опускается до уровня массового менталитета и, следовательно, теряет свою специфику, а элита превращается в псевдоэлиту. Негативным последствием этого является исчезновение или ослабление конструктивной напряженности, которая имеет место в дуальных оппозициях “духовная элита – правящая элита”, “духовная элита – народ”, “правящая элита – народ”. Это означает исчезновение, крайнее ослабление социокультурного механизма, обеспечивающего напряженное стремление духовной элиты, правящей элиты и народа к высшим ценностям национальной и мировой культуры во всех ее формах. Место этого стремления и этих ценностей заполняют не выходящее за пределы установленного правящей элитой шага новизны серое творчество, простая грамотность, ценности расхожих банальностей, всевозможные упрощенности, вступающие противоречие с усложняющейся реальностей, что до катастрофических размеров усиливает социокультурные противоречия.

В результате замены духовной элиты псевдоэлитой в обществе исчезает важный источник культурных инноваций и стимул социального прогресса. Кроме догматизма, инверсионной логики, интолерантности, одной из характерных ментальных особенностей представителей псевдоэлиты является повышенная агрессивность, направленная против настоящей духовной элиты. Восстановление духовной элиты и установление ею продуктивного диалога с правящей элитой и народом – длительный и трудный процесс. Менталитет духовной элиты отличается от менталитета не только масс, но и от менталитета правящей элиты. Духовная элита нацелена на решение перспективных основополагающих проблем жизни, на поиск высших ценностей. Она прогнозирует пути развития нравственных идеалов общества, а также указывает и на их слабости. Если в менталитете интеллектуальной элиты преобладает инновационный компонент, то в менталитете правящей элиты особенно выражен праксеологический компонент. Правящая элита превращает полученные духовной элитой результаты интерпретацией в актуальную повседневную практику, в оперативную деятельность. Она решает в основном повседневные проблемы, направленные на стабилизацию общества и преодоление дезорганизации.

Правящая элита, балансируя между двумя социальными полюсами, должна поддерживать связь как с народными массами так и с духовной элитой. Как и для духовной элиты, для нее характерны две опасности. Первая из них – отпадение от народа, чрезмерное расхождение менталитета правящей элиты с массовым менталитетом, особенно в мотивационной части менталитета, то есть понимание ценностей и целей бытия. Крайним случаем отпадения может быть принятие массами правящей элиты за воплощение зла, что, в свою очередь, может приводить к социальному взрыву. Вторая опасность заключается в партипации – стремление власти слиться с народом, проникнуться почвенными, догосударственными иллюзиями, верой в способность народа после ликвидации бюрократии навести полный порядок, достичь изобилия, перегнать все страны и т.п. За полное заполнение менталитета правящей элиты ценностями и установками массового сознания правящая элита расплачивается ослаблением связи с духовной элитой или даже полным разрывом с ней и неизбежным при этом снижением компетентности решений и эффективности управления социумом. При этом правящая элита лишается разума, веры, красоты, а духовная элита – преобразующей социум силы. Различие менталитетов элит постоянно стимулирует возникновение противоречия между ними, которое, однако, периодически сменяется стремлением правящей элиты использовать творческую энергию духовной элиты для решения своих проблем по интеграции общества.

В случае глубокого конфликта между правящей и духовной элитой может происходить избиение последней, что в истории находило выражение в виде изгнание неугодных деятелей культуры, помещения их в монастырь, тюрьму или психиатрическую лечебницу, лишение права публиковать свои сочинения, а в крайних случаях – в виде физического уничтожения. При тоталитарных режимах отношения между правящей элитой, духовной элитой и народом принимают извращенный характер: духовная элита подавляется и уничтожается; возникает духовная псевдоэлита, которая вместе с интеллигенцией занимается серым творчеством; право быть источником инноваций признается за верхушкой правящей элиты и в крайних тоталитаризма даже за одним лицом – верховным правителем. Принятие правящей элитой или диктатором несвойственной им инновационной функции, заключающейся в продуцировании новых культурных смыслов, которую они не могут эффективно выполнять, служит одной из причин негативных явлений в обществе.

ГЛАВА 3ПРАВОВОЙ МЕНТАЛИТЕТ БЕЛОРУССКОГО ОБЩЕСТВА

Правосознание белорусского общества конца 20 в. отличалось полярностью мнений, оценок правовых ориентаций, когда одновременно сочетались разнородные и часто парадоксально противоречивые взгляды, ценности, идеи относительно феномена права и правовой сферы в целом. Такое “сочетание несочетаемого” объясняется прежде всего состоянием правового сознания в условиях коренных преобразований и трансформаций, имевших место в жизни белорусского общества.

В начале 90-х гг. 20 в. главной задачей общественного правового сознания являлось восприятие новых и противоположных по содержании ранее закрепленных и на протяжении длительного периода времени считавшихся наиболее соответствующими уровню развития общественных отношений правовых ценностей, идей, принципов, подходов к правовому регулированию тех или иных институтов государства и общества.

Во второй половине 90-х гг. 20- начале 21 в. для общественного правового сознания белорусов главной диллемой являлось уже не то, нужно или не нужно усваивать жизненные стандарты, ценности, правовые нормы и идеи, политические, экономические, правовые институты, не свойственные отечественной правовой системе исторически, а то, какой путь, какую стратегию избрать для проведения в жизнь, как, каким образом сочетать общепризнанные мировым сообществом ценности с отличными от западных белорусскими условиями.

Нельзя констатировать, что нормативное закрепление новых (или ранее уже существовавших, но с новым содержанием) явлений правовой действительности и подходов к правовому регулированию общественных отношений автоматически влечет за собой адекватное восприятие их правовым сознанием. И это закономерно, поскольку, несмотря на то, что правовому сознанию в силу природы этого юридического явления свойственны такие качества, как динамичность, подвижность, тем не менее одномоментное изменение правового сознания невозможно. В условиях, когда сначала происходит нормативное закрепление каких-либо новых явлений правовой сферы, часто не соответствующих ожиданиям общества, а заимствованных из правовых систем других стран, это как правило, не вызывает положительных правовых оценок общества. Очевидно, что вполне безвредные и благотворные элементы культуры на родной почве могут оказаться опасными и разрушительными в чужом социальном контексте. Основной причиной негативных реакций на существенные изменения в правовой сфере таким способом является невозможность учета ментальных особенностей общества.

Сознание каждого народа имеет свою ”первичную структуру”, которая определяет его (сознания) особенности и свидетельствует о культурно-историческом своеобразии развития каждой страны и общества. На формирование менталитета общества влияет специфика историко-экономического, - правового, -социального развития, геополитического положения, особенности духовного развития и др. А. Токвиль писал, что физические, географические условия страны менее значимы, чем законы, а законы занимают подчиненное место по отношению к нравам народа. С другой стороны, не менее опасной является позиция, в соответствии с которой говорят о необходимости во чтобы то не стало самобытности культуры, о не восприятии каких бы то ни было других (в частности, небелорусских) ценностей, идей, моделей, принципов и т.п. Итак, аксиомой в настоящее время является то, что зарубежный правовой опыт следует учитывать, однако сопоставлять внедренные в практику других государств правовые явления на совместимость с собственной правовой системой, традициями, ментальностью народа и другими факторами, влияющими на восприятия обществом того или иного нового правового института.

Современному общественному правовому сознанию белорусов присуща относительная однородность и однонаправленность правовых взглядов, идей, чувств, что предопределено прежде всего переходом правовой системы РБ на новый уровень развития, характеризующийся оформлением правовой политики и идеологии государств, системы приоритетных правовых ценностей, стабилизацией подходов и механизмов правового регулирования общественной жизни.

Поэтому особенно актуальным в настоящее время в целях обеспечения дальнейшего поступательного развития правовой сферы РБ является глубокое научное исследование и учет при осуществлении дальнейших преобразований правового менталитета белорусского общества.

Правовой менталитет как явление правовой сферы советскими учеными не исследовался, хотя менталитет как предмет исследования науки привлекал внимание ученых различных областей знаний. Как субъективный образ действительности менталитет представляет собой своеобразную систему глубинных, устойчивых, относительно поверхностных, изменчивых представлений, определяющих миропонимание и мироощущение людей. Ментальность выступает не только как содержание сознания и самосознания (чувства, взгляды, представления и т.п.), но и как стиль мышления (способ понимания и оценки действительности), то есть как то, что люди думают, так и то, как они мыслят, как воспринимают и реагируют на события.

В настоящее время правовой менталитет глубоко изучается учеными. Актуальность же исследования этого явления и введения в научный оборот термина “правовой менталитет” обосновывалась еще в 90-х годах 20 века. Современные научные разработки правового менталитета осуществляются как учеными-философами, так и учеными-юристами.

Белорусскими учеными данный феномен практически не рассматривается, правовой менталитет белорусского общества не является предметом самостоятельного исследования на монографическом уровне. Тем не менее правовой менталитет изучался в связи с исследованиями правового сознания, а также литературных памятников средневековой культуры, в которых отражено своеобразие и уникальность правового менталитета белорусов.

Несмотря на активизацию исследования феномена правового менталитета, не существует до сих пор общепризнанного определения правового менталитета, ведутся споры относительно его места в системе юридических явлений, структурных элементов и другое.

Никем подвергаемым сомнению является только тезис о важности учета правового менталитета при осуществлении преобразований правовой сферы того или иного государства.

Отечественному правовому сознанию, считают ученые, более близки коммунитаристские ценности, чем либеральные, что также объясняется исторически складывающимися социальными и политическими отношениями и, следовательно, образовавшимися отсюда традиционными установлениями, культурными образованиями, которые в конечном счете сложились как черты национального характера, менталитета народа. Исследователи отмечают, что белорусам наряду с другими восточноевропейскими народами свойственен жесткий тип мышления, тогда как на Западе доминирует гибкий тип мышления. Соответственно в белорусском обществе традиционно отражается предпочтение унификации, однообразию, манизму, что приводит к утверждению своего рода концепции отрицания множественности бытия и утверждению единого, одного чего-нибудь и выражается в стремлении к однолинейному, однонаправленному, одновариантному пути общественного, в том числе и правового, развития.

Существенная черта белорусского правового менталитета – амбивалентность, выражающаяся в сосуществовании правового негативизма и правового скептицизма рядом с традиционным уважением к закону и стремлением к правопорядку на глубинном уровне.

Базовой конструкцией менталитета любого народа является иерархия ценностей, поскольку именно последние выступают мощным нормообразующим факторам. Степень доверия к праву, солидарность с правовой нормой прямо пропорционально зависит от степени отражения в законодательстве общезначимых для общественного сознания того или иного народа ценностей, соответствия между вкладываемым законодателем содержанием, смыслом этих ценностей и представлениями о них индивида, общества. Дело даже не столько в том, что у каждого народа ценности свои, отличные, свойственные только этому народу, а скорее в том, что одни и те же ценности, и правовые в том числе, имеют свое собственное оригинальное “прочтение”, свое содержание, свой взгляд на перспективное их размещение и значимость по отношению друг к другу у каждого народа. Исторически сложившееся оригинальное представление о ценностных образованиях свидетельствует о “склонности” народа к тому или иному типу политического, правового, социального, культурного бытия.

Изучение правового менталитета, являющегося слоем правового сознания, представляющим собой совокупность чувств, взглядов, теорий, идей субъектов права о правовой жизни, складывающихся на протяжении длительного периода времени, позволит вычленить специфические, свойственные только белорусскому обществу особенности правового развития и при разумном учете этих особенностей значительно повысить качество функционирования правовой сферы Республики Беларусь.

ГЛАВА 4ПЯТЬ ПАРОДОКСОВ НАЦИОНАЛЬНОГО САМОСОЗНАНИЯ БЕЛОРУСОВ

По этому поводу в научных, околонаучных и квазинаучных кругах представлен широкий спектр мнений, полюсные точки которого можно определить как:

1)"О каких белорусах теперь можно говорить, когда этот, с позволения сказать, народ не имеет даже языка?"

2)"Белорусы — древнейший и самобытнейший из всех восточнославянских народов, загнанный в "культурную яму" усилиями воинственных и жестоких соседей".

3)В "зазоре" между этими суждениями существует множество точек зрения, но при внимательном рассмотрении становится очевидно, что все они суть вариации одной из упомянутых "тем". С них и начнем. Итак, существуют ли белорусы как этнос? И в связи с этим: что такое этнос в принципе?

На протяжении столетий считалось, что основные признаки этноса — общее "кровное" происхождение, общая территория с сопутствующим ландшафтом, общность религиозных верований и, наконец, общий язык как маркер этнической самобытности. На сегодняшный день общеизвестно, что существует немалое количество "разнокровных" (например, большинство латиноамериканских) этносов; народов-"мигрантов" (евреи, цыгане и — чем далее, тем более — этнографические группы в составе народов и наций: итальянцы, ирландцы и мн. др. в США, украинцы в Канаде и т.д.); множество разноконфессиональных этносов (китайцы, японцы и др.) и одноконфессиональных межэтнических цивилизаций (например, буддийская). В итоге из ведущих этнических признаков реально существенным остается только язык. Вот тут-то мы и сталкиваемся с парадоксом первым: белорусы по преимуществу говорят по-русски… а значит, не являются народом? Однако, в мире существует множество двуязычных (а то и трех-, и даже четырех -язычных) этносов и наций. Это и швейцарцы, и ирландцы, и филиппинцы, и канадцы. С другой стороны, существует немало народов, говорящих на одном и том же языке: для части из них он — родной, для других — заимствованный. Так, по-английски говорят около 380 млн. человек, из которых на Европу приходится лишь около 17%. А значит, хотелось бы этого или не хотелось сторонникам первой точки зрения — и язык, важнейший маркер этнической самобытности, отнюдь не является первостепенным признаком этноса! "Очевидные", сами собой напрашивающиеся критерии различения этносов, рассыпаются в прах. А если поискать среди не столь очевидных? Среди менее вещественных?

Cogito ergo sum. "Мыслю, следовательно, существую", писал Декарт. "Познай самого себя", — призывал Сократ. Зачем? Чтобы стать человеком. Самосознание — вот то, что отличает человека от иных природных существ, а человеческую общность — от стаи или стада. И не случайно все современные определения этноса включают и такую "нематериальную" составляющую как этническое самосознание. Этническое самосознание в широком смысле слова — это представление народом о собственной сущности, о своем положении в системе взаимодействий с другими народами, о своей роли в истории человечества, включая осознание своего права на свободное независимое существование и на производство самобытной этнической культуры. Этническое самосознание в узком смысле слова — это представление данного этноса о своей специфической отличности от других, осознаваемой как высшая ценность (этническая самоидентификация). Социально-культурным ядром самосознания этноса является менталитет, позволяющий этнофорам сходным образом воспринимать действительность, оценивать ее и действовать в соответствии с устоявшимися нормами, ценностями и поведенческими моделями.

При таком подходе к феномену этноса становится очевидным парадокс второй: белорусы, в быту предпочитающие русский язык, на деле обладают устойчивой белорусской самоидентификацией. Так, по данным переписи населения более 80% населения определило себя как белорусов и более 70% признали своим родным языком белорусский. И хотя последнее число меньше, нежели в других республиках бывшего СССР, однако, значительно больше, чем можно было бы предположить из эмпирических наблюдений: на улицах городов практически не слышится белорусской речи, да и в деревнях люди помоложе разговаривают по преимуществу на "трасянке" — пестрой смеси русского и белорусского языков. Такая ситуация не нова: в разное время ее переживали и ирландцы, и филлипинцы, и народы Индии. И корни ее всегда историчны.

Само историческое становление белорусов происходило исключительно в полиэтническом (поликультурном, полиязыковом, поликонфессиональном) социуме. Начиная с периода вхождения кривичей, радимичей и дреговичей в Киевскую Русь, предки современных белорусов никогда не жили обособленно, а лишь в перекрестии разнообразных поликультурных взаимовлияний. Показательно, однако, что уже в этот период прабелорусы отличались некоторым количеством локальных характерологических особенностей. Несомненными свидетельствами этого являются как длительная борьба не только полоцких князей, но и населения Полоцкого княжества за свое самоуправление, так и качественно более значительное сохранение элементов язычества в мифологии, обрядах и повседневном быту широких народных слоев; достаточно упомянуть хотя бы неизвестных в фольклоре других славянских народов божеств-олицетворений Ліолі (весны), Тіоці (лета), Жыценя (осени) и Зюзі (зимы), а также — подземного божества и божества лесных пожаров Жыжэля. С другой стороны, у прабелорусского населения Киевской Руси практически полностью отсутствует оригинальный богатырско-героический эпос, воспевающий наступательность и готовность к территориальной экспансии.

В этом отношении ментальный склад белорусского народа остается стабильным и в период Великого Княжества Литовского (ВКЛ). Среди этногрупп, проживавших на территории ВКЛ ("жмудинов", татар, евреев, украинцев), "русины", как называли себя подданые бывшей Киевской Руси, придерживающиеся "русской веры" (православия) составляли около 8/10 населения и занимали около 9/10 территории, в основном, совпадающей с территорией будущей Белоруссии. Неудивительно, что все три Статута ВКЛ написаны на старобелорусском языке: другие народы ВКЛ либо были слишком малочисленны, либо не имели собственной письменности. Именно в ВКЛ белорусы (разумеется, лишь шляхетская верхушка) обрели правовую независимость, закрепленную актами, написанными на автохтонном языке. Это имело четкие последствия для самосознания и менталитета народа: при сложившемся единстве ментальных черт белорусов (религиозная и этническая терпимость — "толерантность", биполярная ориентация на вхождение в общеевропейский мир при сохранении связей с православной Русью; отстутствие агрессивности и злопамятности в отношении других народов, восприятие христианской религии, в основном, в рамках бытовой морали при верности "паганскiм", т.е. языческим божествам и др.) самосознание белорусов того времени в основном имеет государственный оттенок, и основную роль в нем играет подданство ВКЛ. Отсюда — наряду с самоназванием "русины" в значении "православных" появляется этноним "литвины", обозначающий принадлежность белорусов к мощному государственному целому, а с 16 в. — этноним-уточнение "литвины-белорусцы", строящийся на принадлежности не только к государству, но и к земле, пантеистическое отношение к которой белорус сохранил на всем своем историческом пути.

Страницы: 1, 2, 3