Дипломная работа: Польша в XIV - первой половине XVII вв

Другим критерием принадлежности к шляхетству было происхождение и определенный образ жизни. Радомский сейм 1505 г. ввел этот критерий даже в законодательство: “лишь тот может считаться шляхтичем, каждый из родителей которого шляхтич и происходит из шляхетской семьи. И он, и его родители должны проживать как прежде, так и в настоящее время – в своих имениях, градах, местечках или деревнях в соответствии с обычаем отчизны и привычкой шляхты, живя по уставам и законам, принятым среди шляхты нашего королевства". Эта норма прочно вошла в общественное сознание и юридическую практику Речи Посполитой в XVI – XVIII вв.

Наряду с сословными привилегиями, происхождением и особым образом жизни большое значение для интеграции шляхты как сословия имела и сама традиционная практика публичной жизни, создававшая иллюзию участия всей шляхты in согроге в управлении государством. Особенно важным это было для мелкой и беднейшей шляхты, которая не упускала случая подтвердить свое исконное шляхетство участием в выборах поветового чиновника, в съезде, в сеймике, в ежегодных военных смотрах, в посполитом рушении. Каждый шляхтич стремился иметь хотя бы самую маленькую, хотя бы и заведомо фиктивную, но признанную в общественном мнении должность (уряд). Эти должности были очень разнообразны и чаше всего не были сопряжены ни с какими реальными обязанностями, но тем не менее среди шляхты бытовало убеждение, что шляхтич без должности все равно что пес без хвоста.

Наконец, громадное значение и в глазах современников, и в реальной жизни имели родственные связи и такое специфическое выражение общности шляхты данной территории как соседство (это понятие было введено в польскую науку А. Зайончковским). Соседство - это та совокупность связей общения, которая объединяла территориально компактную группу дворянства. Реализовывалась эта связь преимущественно во взаимных визитах и совместном времяпрепровождении, влекущим за собой, разумеется, и установление родственных отношений. "Соседство" сочеталось, таким образом, с установлением более широких родственноклановых объединений, которые консолидировали шляхту.

Но и на этом не кончается перечень интегрирующих факторов в жизни польского шляхетства XVI – XVIII вв. Чрезвычайно существенной была субъективная сторона дела. Шляхетство было носителем особой субкультуры с присущими только ей представлениями о мире, специфической этикой, эстетикой, аксиологией и самосознанием. Эта субъективная исключительность ярко запечатлена в шляхетской ментальности. Шляхетство рассматривалось как некий особый, едва ли не божественный дар. Польский поэт XVI в. Николай Рей писал, что "истинное шляхетство – это какая то чудесная сила, гнездо добродетелей, славы, всякой значительности и всякого достоинства". Истинный шляхтич как бы генетически наследует весь возможный спектр достоинств и прежде всего prudentiam, temperantiam, fortitudinem, justitiam. Польскому шляхтичу был присущ сословный нарциссизм. Благородное происхождение придавало ему в собственных глазах как бы особо психофизиологическое состояние, которое делало его духом и телом отличным от плебея. Умственные и физические достоинства, добродетель и сила, свобода и ответственность находили в нем, как думали шляхетские идеологи, гармоническое соединение. Один из публицистов писал: "Польский шляхтич от природы обладает всеми талантами и добродетелями, и никто в целом мире не может с ним сравняться". Недостатки шляхтича – и те! - рассматривались как продолжение его достоинств, некий преизбыток сил и способностей, дарованных ему небесами.

Замкнулись ли сословные границы польской шляхты в XVI – XVII вв.? Тенденция к превращению шляхты в сословную касту, безусловно, существовала. Законодательство не раз пыталось установить крепкие и непроницаемые сословные перегородки. Однако сама многочисленность постановлений сеймов по этому вопросу показывает, насколько неэффективным оказывалось такое законодательство. В 1496 г. на Петроковском сейме горожанам было запрещено приобретать землю. В 1532 году этот запрет был подтвержден, и исключение было сделано только для Королевской Пруссии и нескольких крупнейших городов других польских земель. Конституции 1505, 1550, 1565, 1637, 1677 гг. запрещали шляхте под угрозой потери герба и связанных с ним привилегий селиться в городе, заниматься ремеслом, торговлей, принимать назначения на городские должности. Но уже во второй половине XVII в. этот запрет перестал действовать не только de facto, но, судя по всему, и de jure, хотя формально он был отменен лишь в 1775 г. Причиной неуважения к принятому закону было то, что переход шляхтича в город, угрожая ему потерей социального статуса, во-первых, сопровождался чаще всего улучшением материального положения; во-вторых, далеко не всегда заставлял расставаться с сословными привилегиями. Даже становясь горожанами по роду деятельности и месту проживания, шляхтич сохранял особые права и значительную часть "золотых вольностей".

Шляхта смешивалась с другими слоями населения также и в деревне. Сам сельский уклад жизни исключал изоляцию шляхты особенно мелкой и безземельной – от крестьянства, хотя в правовом отношении дистанция постоянно оставалась весьма велика.

Церковный приход был крепким интегрирующим звеном. Он включал фольварк как свою органичную часть, и в повседневной жизни не могло идти и речи об изоляции рядового шляхтича от крестьянина. Нередкими были и случаи социально и формально-правовой деградации шляхты, превращения ее не только реально, но и номинально в крестьян.

Но более характерна для межсословных отношений противоположная ситуация – проникновение крестьян и городских плебеев в ряды польского дворянства. Хотя в 1578 г. сейм попытался остановить процесс расширения рядов шляхты лишив короля права нобилитации плебеев, количество парвеню, видимо, не уменьшилось, хотя и росло вопреки законам. Поэтому сейм 1601 г. вынужден был вернуться к этому вопросу и принять специальное постановление "о новой шляхте", закрепив еще раз исключительно за сеймом прерогативу возводить и утверждать в шляхетстве. Однако в 1626 налоговый универсал сейма фактически признал статус новой шляхты, возложив на нее дополнительные налоги.

Многочисленными были шляхетские мезальянсы, в которых шляхтич осчастливливал своим благородством дочь богатого или просто зажиточного купца, ремесленника или крестьянина. Ярким памятником, отразившим эти процессы, стала составленная Валерианом Некандой-Трепкой в первой половине XVII в. т.н. "Книга хамов" – перечень приблизительно 2400 фамилий, носители которых жульническим путем узурпировали шляхетство. Книга составлена автором в результате изучения судебных записей, гербовников, локальных хроник, просто собирания сплетен и слухов. И хотя не всякому конкретному известию "Книги хамов" можно доверять, историки признают, что в целом она верно отразила межсословную мобильность в польском обществе. К шляхетскому гербу вело много путей. Во-первых, взяв в услужение крестьянского сына, шляхтич мог по своей инициативе приставить к его прозвищу облагораживающее окончание -цкий или -ский; во-вторых, из алчности шляхта отдавала своих дочерей замуж за крестьян и те, в обход закона, начинали именовать себя дворянами; в-третьих, какой-нибудь смышленый плебей устраивался стряпчим в суд или канцелярию, изучал все уловки и крючки делопроизводства и потом тайком вписывал в земские книги и свое имя с обозначением "nobilis". В-третьих, и это был очень распространенный способ стать мещанином во дворянстве, можно было подкупить какого-нибудь пана, который обвинял плебея в узурпации шляхетства, а два других подкупленных свидетеля опровергали эту "клевету". Инициатор этой махинации в итоге бывал записан в судебные книги как шляхтич, подтвердивший свое дворянское достоинство. Были и другие, более или менее рафинированные способы пролезть в дворянство.

Наряду с такими незаконными уловками существовал и традиционный путь нобилитации за заслуги перед государством. Волна аноблирования, которая была характерна для Европы XVI – XVIII вв. не обошла стороной и Польшу. Особенно высокой она была во второй половине XVII и второй половине XVIII вв. В первом случае это было связано с борьбой против шведов; во втором – с общей переменой отношения к шляхетству. Если в первой половине XVII века произошло только 20 нобилитаций, то в период с 1669 по 1764 г. – 205, а за 31 год правления Станислава Августа Понятовского было произведено около 900 нобилитаций и частично восстановлено право короля на нобилитацию без санкции сейма.

В целом, польская шляхта так и не стала замкнутым сословием. Отсутствие феодальной иерархии внутри шляхты, единственный в своем роде статус в обществе и государстве, односословность сейма показывают, что само понятие сословие с его классическом смысле, видимо, не вполне адекватно отражает социальную природу польского шляхетства.

Ощущение сословного превосходства было характерно для самосознания всего европейского дворянства в XVI – XVIII вв. И все-таки польская шляхта своим гонором, национальной мегаломанией и "сословным расизмом" (А. Зайончковский) выделялась на этом фоне. Специфическая идеология и образ жизни, система ценностей и жизненных установок, выросшая на почве сословного самосознания шляхты и того исключительного положения, какое она занимала в Речи Посполитой, обозначают как "сарматизм". Логическим центром идеологии сарматизма был этногенетический миф о происхождении польской шляхты от сарматов, завоевавших в незапамятные времена славянское население польских земель. К этому мифу приплетался ряд других, составивших вместе совершенно уникальный комплекс представлений, которые нашли отражение практически во всех проявлениях польской шляхетской культуры XVII - XVIII вв. Среди мифологем шляхетского социального самосознания – миф шляхетского равенства, особой шляхетской доблести и политической ответственности, миф о жизненной важности польского хлеба и польского шляхетского в фольварка для существования Западной Европы, миф об особом историческом призвании поляков как защитников Европы от турецкой опасности, миф о рыцарственности польского шляхтича и одновременно миф о шляхтиче как добродетельном земледельце.

Среди всех этих идей особо следует выделить представление о полном равенстве всех польских дворян. Оно имело громадное значение и для консолидации шляхетского сословия, и для политической жизни, и для дестабилизации польского государства. Этот миф выражался не только в сеймовых декларациях подобных той, какую оставил Ст. Ожеховский в середине XVI в. “Равенством поляки превзошли все иные королевства: нет в Польше никаких князей, ни графов, ни княжат. Весь народ и вся масса польского рыцарства включается в это слово "шляхта"“. Ему сопутствовал также особый стиль организации социальных связей и общения в шляхетской среде, принимавший иногда совершенно неожиданные формы. Например, магнат или просто богатый шляхтич мог подвергнуть телесному наказанию служащего у него собрата по сословию. Однако экзекуция осуществлялась крестьянами, и ради обережения достоинства шляхты был разработан целый ритуал ее битья. Шляхтича секли на специальном ковре, без брани, обращаясь к нему не на "ты", а "пан..." Или другой пример: дабы отразить существующую в обществе реальную иерархию и в то же время не ущемить ничьего достоинства, был принят особый церемониал жестов при встречах и прощаниях. Иерархия поцелуев (знак равенства!) нисходила от поцелуя в щеку, в плечо, в руку в локоть – к поцелую в живот и вплоть до падения ничком перед приветствуемым. Это все не мешало сохранять уверенность в прирожденном равенстве всех шляхтичей. Как только дело доходило до хотя бы мельчайших перемен в официальной идеологии или терминологии, шляхетские сеймики начинали кипеть и бурно протестовать. Так было, например, в 1699 году, когда шляхта обнаружила, что в сеймовые конституции 1690 г. по недосмотру проскользнуло выражение "меньшая шляхта", в чем было немедленно усмотрено покушение на шляхетскую aequalitas. Так было и в начале XVII века во время рокоша Зебржидовского, когда один из шляхетских полемистов узрел корень начавшегося кризиса в получении некоторыми магнатами графских титулов от Габсбургов или римских пап. Он ясно выразил присущую всей польской шляхте резкую неприязнь ко всякому титулованию, написав: "иностранные титулы противны польским законам и вредны шляхетскому сословию Польши и соединенных с нею земель. Такие титулы уничтожают равенство шляхетского сословия, каковое имеет первенство в Польше". Один из шляхтичей, принявший титул маркграфа и приобщенный к гербу мантуанских Гонзагов, навлек на себя вал негодования и ненависти: "Ты стремился к иноземным титулам, по своей амбиции пренебрегая шляхетским достоинством, и оскорбил его своими развратными желаниями, поставив итальянского пса выше десятка польских шляхтичей... Получив их, ты, иноземец, стал еще больше унижать шляхетство, попирая наш народ, его старые обычаи и законы".

Сарматская мифология усиливала наряду с сословным и родовое самосознание польской шляхты. XVI - XVII вв. принесли громадный интерес к генеалогии. Шляхтич бывал чрезвычайно горд, если находил упоминание о своем гербе или роде в "Истории славного Польского королевства" Яна Длугоша. Но и тот, кто не мог этим похвастаться, не унывал. В изобилии стали создаваться ложные и фантастические генеалогии. В первом своде генеалогических преданий у Б. Папроцкого было помещено описание гербов Ноя и его сыновей, прямыми наследниками которых (точнее, Яфета) были объявлены польские шляхтичи. Литовская шляхта ответила на это легендой о своем римском происхождении. Многие знатные роды шляхты занялись поиском пращуров в Древнем Риме, в библейских временах, и, наконец, даже среди строителей Вавилонской башни. Следует, однако, отметить, что этот генеалогический зуд был чем-то большим, чем простое увлечение. В XVI в. шляхетский герб стал знаком принадлежности не столько к роду, сколько к сословию. Генеалогическое сознание шляхты расширилось. Самый узкий его круг – семья, ближайшие родственники и предки. Самый широкий – "паны-братья" всей Польши и в какой-то степени Речи Посполитой. Генеалогические розыскания, сдобренные искренней верой в сарматский миф, становятся путем формирования не только сословного, но и национального самосознания. Таким образом, из сарматизма рождается представление о польском "народе-шляхте", в котором шляхта узурпирует права национального представительства.

Духовенство оставалось самым стабильным и наиболее ясно отделенным от других сословием. Оно охватывало менее 0,5% населения, насчитывало в XVI веке около 30 тыс. человек, но его политическое, культурное и экономическое значение было очень велико. Духовенство рекрутировалось из разных слоев, однако его высший слой подвергался прогрессирующей аристократизации. В 1496 – 1538 гг. был принят ряд сеймовых постановлений, которые закрепили за шляхтой монопольное право занимать высшие церковные должности (епископ, прелат, каноник, аббат). Много перемен в жизнь духовенства внесла Контрреформация и Католическая реформа.

Сословный статус крестьянства в XVI – XVII вв., несомненно, ухудшался. Практически каждый сейм, начиная с 1436 г., принимал постановления об ограничении права крестьянского выхода и права посылать крестьянских детей в город, о поимке беглых, о прикреплении к земле так наз. люзных людей. Барщина получила законодательна санкцию. Другой стороной ухудшения сословного статуса крестьян было развитие вотчинного домениального суда: крестьян лишили права апеллировать к королевскому суду, в гродских и городских судах крестьянин мог выступать только в присутствии своего пана. Постепенно были ограничены права крестьян и на ту землю, которой они пользовались. Если раньше она была практически неотчуждаемой, то теперь землевладелец получил право отнимать у крестьянина часть надела, перевести его с одной территории на другую.

Ответом на все это были крестьянские побеги. Они вели к сохранению социальной мобильности крестьян и способствовали колонизации новых территорий. По приблизительным подсчетам, в XVI – XVII вв. около 10% крестьян постоянно находились "в бегах".

Внутри крестьянства с XVI века стали преобладать крепостные, хотя сохранялась и прослойка крестьян, плативших чинш. Главной тенденцией в изменении имущественного положения крестьян было уменьшения числа полнонадельных кметов, рост удельного веса малоземельных и безземельных крестьян – загродников, коморников, халупников.

Несмотря на ухудшение условий жизни и рост эксплуатации в XVI – XVII вв. в Польше не было широких крестьянских восстаний (казацкое движение – явление особого рода). Небольшое по масштабу восстание крестьян в Подляшье в 1592 г. и присоединение крестьян к религиозным движениям начала XVI века в Поморье (восстание в Самбии в 1525 г.) не меняют общей картины.

XVI век – время продолжения роста городского населения, поскольку продолжалась локация новых городов. Во времена Стефана Батория в землях Короны было около 1000 городов, среди которых преобладали, конечно, маленькие, с одной-двумя тысячами жителей. Городское население Малой Польши составляло около 20% общей массы, в Великой Польше около 30%. Самым крупным городом был Гданьск, в котором жило около 50 тыс. человек. Краков, Познань, Торунь, Львов, Люблин и некоторые другие города насчитывали по 10-20 тыс. жителей. Внутренняя структура городского населения оставалась почти неизменной, поскольку Польша не переживала процессов, сходных с раннекапиталистической трансформацией городской жизни в Западной Европе.

Сословный же статусе горожан ухудшался в результате политической и хозяйственной экспансии шляхты. Последняя стремилась закрыть доступ горожанам в свои ряды и дискриминировать их в политической жизни. Поэтому сейм в 1496 году запретил мещанам приобретать землю, затем закрыл им доступ сначала к государственным а позже и к высшим церковным должностям. Наконец, горожане были лишены права быть представленными в сейме. Краковские послы, допущенные в сейм в 1505 г. в 1565 г. были лишены права голоса в любых вопросах, кроме городских. С 1569 г. с такими же полномочиями в сейм были допущены депутаты Вильно. Некоторые другие крупные города посылали в сейм своих наблюдателей. Кроме того, шляхта регламентировала цены на городских рынках, вводила дискриминационные торговые пошлины, ограничивала внешнеторговую деятельность купечества. Особенно заметным был диктат шляхты в маленьких городах и местечках.

Поэтому XVI век вопреки всем признакам внешнего благополучия стал временем начала деградации городского сословия в Речи Посполитой.

6. Польская культура в XVI – первой половине XVII вв

Какую бы область польской культуры XVI века мы ни взяли, всюду заплетен подъем и активное участие поляков в общеевропейских культурных движениях эпохи зрелого Возрождения и Реформации.

Особенностями Ренессанса в Польше было сравнительно позднее вступление Польши в эту полосу культурного развития; обретение им почвы преимущественно в шляхетской, а не в городской или клерикальной среде; одновременное развертывание в польском обществе гуманистических и реформационных веяний; известная вторичность Ренессанса в Польше, громадная роль западноевропейских влияний.

В последней трети XVI века наметились, а с первой половине XVII века развернулись иные тенденции прокладывавшие путь культуре Барокко и католической Контрреформации. Вопрос об их соотношении с гуманизмом и Реформацией остается дискуссионным, но ясно тем не менее, что полярно противопоставлять друг другу эти две эпохи было бы неверно. В истории Польши роль и весомость католической реставрации и Барокко были больше, чем роль гуманизма и протестантизма.

Первые ростки гуманистической образованности можно заметить в польской культуре уже в середине XV века, хотя интерес к античным традициям и филологическим штудиям проявлялся и раньше, например, в творчестве Винцента Кадлубка, чья хроника в XV веке сама стала предметом гуманистических толкований в университетской среде. Первыми людьми гуманистической культуры в Польше считаются дипломат Николай Лясоцкий, профессор Краковского университета Ян из Людзиска, почитатель Цицерона, включивший в программу обучения тексты из античных писателей, львовский архиепископ Гжегож из Санока. Тем не менее поворотным моментом стал приезд в Польшу к королевскому двору поэта и дипломата, итальянца Филиппа Буоноккорси, прозванного Каллимахом, которому было доверено воспитание сыновей Казимира Ягеллончика. Вокруг Каллимаха, который прожил в Польше без малого тридцать лет сложился первый кружок польских любителей studia humanitatis. Другой кружок любителей латиноязычной поэзии в течении нескольких лет существовал вокруг немецкого поэта Конрада Цельтиса. Под влиянием Цельтиса, Каллимаха и других гуманистов в Польше сложилась своя латиноязычная поэзия (Клеменс Яницкий, Ян Дантышек, Анджей Крицкий). Исследователи, например говорят о двух кругах представителей гуманистической культуры в Польше: один был связан с Краковским университетом, с людьми науки и просвещения. Другой – был представлен дипломатами, политиками, некоторыми епископами (епископы Ст. Чолeк, А. Мазовецкий, 3. Олесницкий, дипломаты Николай Лясоцкий, Ст. Собневский, Петр Вольфрам из Львова). Так или иначе, исследования последних десятилетий показали, что польский гуманизм не был феноменом "завозным", но имел корни в самой польской культуре XV века.

Отличительная черта эпохи Возрождения – быстрый рост престижа образования. Потребность в знаниях, грамотности, расширении кругозора ощущалась в каждом социальном слое. Мартин Кромер во второй половине века констатировал, что все большее число молодых людей, особенно среди горожан посещает школы. Исследования подтверждают это мнение. В конце XVI века школы существовали практически во всех приходах. Считается, что не менее 12 % населения умело читать и писать, а в городах число грамотных приближалось к 1/4.

Особенно заметным был прогресс в среднем образовании. В XVI веке в Польше возник ряд городских гимназий, созданных протестантами. Эти учебные заведения отличались особенно высоким уровнем, в них преподавали не рядовые учителя, а крупные деятели культуры. Во второй половине XVI века в соревнование с гимназиями протестантов вступили иезуитские коллегии, которых к концу века было уже около 10. Они унаследовали достижения протестантской и гуманистической педагогики, соединив их с идеологией католической церковных реформ. Вплоть до середины XVII века уровень всех этих учебных заведений оставался весьма высок.

Главным центром высшего образования оставался Краковский университет, но и у него стали появляться конкуренты: с 1540-х годов действовал университет в Кенигсберге (Крулевце); в 1570-е годы иезуиты основали в Вильно свою академию, из которой позднее вырос университет; в 1594 году Ян Замойский основал частную Академию в Замостье. По-прежнему сотни поляков выезжали на учебу в зарубежные университеты, особенно в Италию (только в Падуе в XVI в. побывало в качестве студентов полторы тысячи поляков).

Как и всей Европе, XVI век принес Польше своего рода информационный взрыв, порожденный открытием книгопечатания (в 1580-е годы в Польше работали печатные станы 20 типографий, выпустивших к тому времени несколько тысяч изданий, совокупный тираж которых составил около 2 млн. экз.;). Одновременно с печатной продукцией росло и число читателей. Во многих зажиточных шляхетских и бюргерских домах появлялись библиотеки.

XVI век принес быстрый рост гуманистических интересов и настроений в элитарных образованных кругах польского общества. Это коснулось не только литературы и искусства, но и философии, научной мысли, историографии. Николай Коперник (1473-1543) так же неотделим от истории польского Возрождения как и знаменитый на всю Европу поэт Ян Кохановский. Коперник был сыном торуньского купца, учился в Кракове, а затем в Италии, и стал ученым энциклопедического профиля. Он вошел в историю науки не только как создатель гелиоцентрической системы, но и как математик, экономист, медик. Главное произведение Коперника – книга "Об обращении небесных сфер" – составила переворот не только в астрономических знаниях, но и в научном мышлении как таковом, став одной из главнейших вех в развитии новоевропейской культуры.

Имя Коперника не должно заслонять другие достижения польской науки XVI - первой половины XVII в. Польские ученые этого времени создали немало важнейших трудов по медицине (например, Юзеф Струшь), математике (Станислав Гжебский), прикладным наукам, географии, которая была тесно связана с историей. Среди польских историков и географов стоит выделить имена Матвея Стрыйковского, автора "Хроники польской, литовской, жмудской и всей Руси" (1582 г.), Матвея Меховского ("Трактат о двух Сарматиях", 1517 г.), Мартина Кромера ("Польша" и "О происхождении и деяниях поляков"), Мартина Бельского ("Хроника всего мира"), Бернарда Ваповского, известного своими картами славянских стран.

В политической и правовой мысли выдающимся представителем Возрождения стал Анджей Фрич Моджевский (1503-1572), чьи радикальные идеи (например, о равенстве всех подданных государства перед лицом права) настолько опередили свое время, что вызывали недоумение даже у самых просвещенных современников Моджевского. Главным сочинением Моджевского стали "Пять книг комментариев об исправлении Речи Посполитой". Здесь Моджевский выступил против исключительных сословных привилегий шляхты, потребовал заменить барщину чиншем, разрешить горожанам владеть землей и наделить их политическими правами, защитить права крестьян на землю и дать им возможность выступать наряду с другими сословиями в суде, провести фундаментальные административные, военные и финансовые реформы, создать независимую от Рима национальную церковь и обеспечить с стране веротерпимость, распространив ее и на крестьян и т.д. Идеал Моджевского - сильная монархия, управляемая королем при помощи ученых мужей и ограниченная строгими и рациональными законами. Несомненно, политические проекты Моджевского сродни современным ему утопиям.

Ярким политическим деятелем и мыслителем другой ориентации был Станислав Ожеховский. Этот блестящий публицист и энергичный сеймовый деятель выступал против программы экзекуции, проповедовал идею о безусловном превосходстве шляхты над любым другим сословием, восхвалял принципы польского государственного строя и вместе с тем был горячим поборником теократии, требуя чтобы именно церковь стала высшим авторитетом в обществе. Идеи и сочинения Ожеховского послужили становлению идеологии сарматизма.

Условия "шляхетской демократии" способствовали бурному развитию политической публицистики, и даже перечислить тех, кто оставил заметный след в этой области, было бы нелегко. Среди наиболее заметных публицистов назовем Ст. Заборовского, который отстаивал идею высшего авторитета права, которому должен был подчиниться и монарх; Якуба Пшилуского, который призывал к кодификации права, поощрению городского сословия, развитию торговли; Шимона Марциуса, выступавшего за усиление королевской власти, которая должна была быть, однако, ограничена коллективным авторитетом народа-шляхты. Периоды бескоролевий или обострения сеймовых споров вызывали к жизни целые потоки памфлетов и брошюр, в которых шляхетские идеологи выражали господствовавшие в тот момент умонастроения. Громадное количество религиозно-полемической и богословской литературы было порождено Реформацией.

XVI – первая половина XVII вв. – время расцвета польской литературы. Начало ее подъему положили гуманисты, из-под пера которых вышли блестящие образцы прозы и поэзии на латинском языке.

Новая линия в развитии польской литературы представлена теми, кто писал по-польски и тем самым заложил основы современного литературного польского языка, помог становлению именно национальной польской культуры. Это Бернат из Люблина, Миколай Сеп-Шажинский, Лукаш Гурницкий, Николай Рей, Ян Кохановский. Творчество двух последних особенно значительно.

Миколаю Рею принадлежит знаменитая фраза: "Поляки – не гуси, у них есть свой язык!". И все творчество этого писателя (и одновременно публициста) было подчинено этому лозунгу. М. Рей написал множество сочинений, в том числе и на религиозные темы, и во всех них последовательно выражал установки шляхетского мировоззрения. Его идеалом был шляхтич-помещик, ведущий размеренный образ жизни в своем имении, но в то же время не забывающий о своих гражданских обязанностях: участвовать в военных кампаниях, исполнять ту или иную должность в шляхетском самоуправлении, быть активным участником сеймов и сеймиков.

Вершиной литературы польского Возрождения считается творчество Яна Кохановского, который заслуженно обрел всеевропейскую славу. Особенно ярким произведением стали его "Трены" – цикл стихотворений, посвященных умершей дочерки Урсуле. В сочинениях Кохановского переплетаются жизнеутверждающие мотивы возрожденческой культуры с первыми нотами драматического надлома, отражавшего кризис гуманизма и переход к поэтике Барокко в эпоху конфессиональных распрей.

Польскоязычная литература XVI века способствовала сближению народной культуры с культурой элит и тем самым формированию общенационального культурного фонда. С другой стороны, Возрождение принесло смену ценностных ориентаций литературных произведений: вместо религиозных идеалов пришли идеалы светские; главным положительным героем вместо рыцаря стал помещик или придворный; в литературе утверждалась этика индивидуализма, личностное начало. Вместе с тем и старые религиозные ориентации давали о себе знать: многие страницы произведений Рея посвящены религиозным темам, Бернат из Люблина писал наряду с баснями религиозно-назидательные стихи, Ян Кохановский постоянно обращался к религиозным вопросам.

Динамичное развитие экономики, развертывание торговли, накопление богатств в разных общественных слоях сопровождалось формированием новых потребительских потребностей и изменениями в каждодневном укладе жизни.

Гуманистические интересы и занятия элитарных слоев польского общества, польской интеллигенции, были самым заметным выражением перемен, охвативших все стороны культуры.

Религиозная мысль – а вместе с ней общественное сознание очень широких социальных слоев – была разбужена и обогащена влиянием протестантизма. Одновременно нарастали секуляризационные тенденции в обществе, мировосприятие все более освобождалось от религиозных элементов. Менялся стиль жизни и склад мышления людей: стало цениться и точно измеряться время; культура стала ориентироваться не столько на прошлое и освященные им образцы мышления и поведения, сколько на будущее; рационалистические критерии и индивидуализм значили все больше и больше, разрушая власть прежних авторитетов и догм. Стала больше цениться красота в повседневном быту. Заметно более богатым, сложным и утонченным стал наряд представителей зажиточных слоев шляхты, горожан и даже крестьян. В домах шляхты и бюргеров появились зеркала, постельное белье, стены, обитые обоями, картины, книги, музыкальные инструменты, много более изящная, чем прежде, мебель. Богаче и разнообразнее стал и их стол. Этические идеалы аскетизма уступали место восхвалению радости жизни и гедонизму. Характерно, что развлечение перестало расцениваться как грех. Танцы, игра в кости и карты вошли в практику повседневной жизни. Вырос интерес поляков к самим себе, отразившись, в частности, в появлении дневников и автобиографических сочинениях. Менялась, таким образом, не только культура ученых клириков и придворных кругов, но и сама атмосфера повседневной жизни.

В XVI веке Польша вместе со многими другими европейскими странами стала ареной острой конфессиональной борьбы. Главной особенностью польской Реформации было то, что она опиралась главным образом на шляхту. Это предопределило и быстрый успех реформационных движений в середине XVI века, и их неустойчивый характер, поскольку шляхта оказалась не столь надежным социальным оплотом протестантизма как бюргерство. Другими специфическими чертами Реформации в Польше были существование здесь в течение длительного времени политики религиозной терпимости и укоренение благодаря этому в довольно широком масштабе радикально-реформационных течений (антитринитарии, анабаптисты).

Первым среди протестантских вероисповеданий в Польше распространилось лютеранство. Оно нашло приверженцев преимущественно среди городского немецкого бюргерства Силезии, Великой Польши, Поморья. В Поморье религиозные конфликты тесно переплелись с социальными, что привело к народным восстаниям в Гданьске и в Самбии в 1525 г. В 40-е годы XVI века в Польше появились общины Чешских братьев, наследников гуситской традиции, занявших особое место в центральноевропейском протестантизме. В середине XVI в. прочное место в шляхетской среде завоевал кальвинизм. Популярность именно кальвинизма среди шляхты может быть объяснена, возможно, особым, как бы демократическим строем кальвинистских общин, который должен был импонировать польскому дворянству. Успехи же польских кальвинистов в борьбе против католической церкви объясняются их тесной связью с лагерем экзекуционистов. Программа реформы церкви, которую отстаивали кальвинисты, стала частью программы экзекуционистского лагеря. Наибольшего успеха в борьбе за удовлетворение своих требований протестанты достигли тогда же, когда Петрковский сейм 1562/63 гг. предпринял ряд государственных реформ. Было решено прекратить выплату так наз. аннат Римской курии, отменить сбор десятины с шляхетских имений, освободить шляхту от церковной юрисдикции по каким бы то ни было вопросам, обложить церковные владения налогом на военные нужды государства. Горячо обсуждался также вопрос о созыве в Польше национального церковного собора и выходе из-под церковной власти Рима.

В целом, казалось, что Польша потеряна для Рима. Однако, успехи реформационного движения оказались непрочными. Шляхта, удовлетворившись достигнутым, стала охладевать к протестантскому учению, религиозно-культурный смысл которого оставался ей малопонятен. В самом реформационном лагере произошел раскол: из кальвинистской церкви выделились общины антритринитариев (реформаторов, отрицавших христианское учение о Троице). С другой стороны, с 1560-х годов во всей Европе католическая церковь перешла в контрнаступление. Духовенство было мобилизовано на активную борьбу с протестантами, был предпринят ряд дисциплинарных и других реформ внутри церкви, созданный недавно орден иезуитов стал ударным отрядом Контрреформации. С 1564 года иезуиты развернули деятельность и в Польше.

В этих условиях протестанты вынуждены были перейти к обороне. В 1570 г. кальвинисты, лютеране и чешские братья заключили союз для противодействия натиску католицизма, а в 1573 г. в момент вступления на престол Генриха Валуа им удалось добиться принятия сеймом и королем акта так наз. Варшавской конфедерации, которая гарантировала предоставление протестантам и вообще иноверцам религиозных свобод. В дальнейшем именно акт Варшавской конфедерации позволял в течение десятилетий ставить преграду развертыванию религиозных преследований в Речи Посполитой. С последней четверти XVI века начинается спад реформационного движения в Польше. В течение первой половины XVII в. католическая Контрреформация постепенно отвоевывает (преимущественно мирными средствами) позиции, а в середине XVII в. одерживает окончательную победу. Культурное значение Реформации в истории Польши состояло прежде всего в формировании нового типа религиозности. Кроме того, протестанты внесли большой вклад в развитие образования, книгопечатания, развитие научной мысли, религиозной философии и литературы. Наконец, велико было и косвенное воздействие реформации на польскую культуру: вызов, брошенный протестантами, привел к оживлению католицизма, перестройке традиционной образовательной системы, пробуждению в ходе полемики новаторства в религиозной проповеди и философии. Особую роль в развитии польской христианской культуры сыграли антитринитарии (которых называли также Польскими братьями или арианами). Дело заключалось не только в том, что их учение отличалось большой смелостью и новизной, утверждая принципы рационализма в религиозном мышлении, но и в том импульсе, который они придали развитию научных, политических, социальных идей, учению о человеке. Польские братья стали активными защитниками идей веротерпимости и одними из первых в Европе и теоретически обосновали учение о свободе совести.