Дипломная работа: Церковно-государственные отношения в московско-киевский период (1461-1589)

Эта концепция была необходима недавно объединенному Российскому государству, пытавшемуся обосновать свое место в системе международных политических отношений. Разработанный Филофеем тезис о «Москве – третьем Риме» был призван служить не только и не столько обоснованием мирового значения Русского государства, но и, прежде всего, обоснованием исключительного значения Православной Церкви, посягательства на которую со стороны великокняжеской власти уже имели место. Филофей в письме к великому князю Василию Иоанновичу писал: «Внимай тому, благочестивый царь! … Соборная Церковь наша в твоем державном царстве одна теперь паче солнца сияет благочестием во всей поднебесной; все православные царства собрались в одном твоем царстве; на всей земле один ты — христианский царь».[45]

Об взаимоусилении авторитета Русской Церкви и государственной власти свидетельствует тот факт, что с конца XV века на Московских вликокняжеских печатях появляется византийский двуглавый орел, означающий собой две ветви власти над народом – власть государственную и власть церковную, единое тело которого указывает на идеал политического строя государства – «симфонию» этих двух властей, их совместный труд на благо общества.

Многие исследователи считают, что с венчанием Ивана IV на царство идея «Москвы – третьего Рима» получила реальное воплощение. Ряд историков склонны считать, что инициатором венчания на царство был митрополит Макарий, одной из задач которого было усиление влияния Церкви в политической жизни страны. Поскольку вряд ли шестнадцатилетний Иван IV сам был инициатором принятия царского титула. Но среди его окружения важную роль играли его родственники Глинские и митрополит Макарий.

Принятие царского титула было очень важно. Само слово «царь» происходит от латинского термина «цезарь», который в свою очередь являлся составной частью императорского титула. По этой причине византийских императоров на Руси и именовали царями. «Великий князь» казался стоящим ненамного выше простого князя, тем более, что среди служивших Ивану IV бояр-князей было немало сыновей и внуков великих князей (ярославских, суздальских и др.), что было крайне опасно при сохранении старого титула, с учетом того, что еще оставались отдельные удельные княжества. «Великий князь» мог еще восприниматься как первый среди равных. «Царь» – резкое выделение из ряда, принципиально новый титул. Важную роль царский титул играл в международных отношениях, что было чрезвычайно важно в ситуации ведения активной внешней политики. Ведя переговоры с Казанским, Крымским, Астраханским ханством, русский государь выступал теперь с тем же титулом, что и противоположные стороны. В отношениях с Западной Европой титул «царь» был не менее важен. Титул «великий князь» обычно переводили как «принц» или «герцог» иногда с добавлением «великий». Но оба эти титула были ниже королевского и, там более, императорского. Слово же «царь» либо оставляли непереведенным, либо передавали как «император».

Во время подготовки к венчанию царя Ивана начинается официальное мифотворчество государственной идеологии. Она пропитывается мифами. Всем хорошо известно, что Владимир Мономах был по матери внуком византийского императора Константина Мономаха. Из этого делают длинную историю, что Владимир Мономах получил шапку и бармы от деда и что венчал его будто бы известный митрополит (который на самом деле никогда не приезжал на Русь), и что он завещал свою шапку и бармы, помимо старшего сына Мстислава Великого, младшему - Юрию Долгорукому. И Юрий Долгорукий из поколения в поколение завещал хранить эту самую шапку и бармы, пока не станет на Руси самодержец. Другой миф приписывал римскому императору Октавиану Августу несуществующего брата Пруса, который был прямым предком Рюрика. Таким образом, Иван Грозный возводил свой род к Юлию Цезарю. Сейчас это звучит абсурдно, но тогда это действительно была целая пропаганда и народ в это верил. Впрочем, подобного рода мифы начали создаваться еще в конце XV века для обоснования провозглашения автокефалии Русской Церковью (например, в «Слове об осьмом Вселенском соборе», «О Белом Клобуке»).[46]

В первый период царствования конфликтов между царем и Русской Церковью не было, так как энергия Ивана была ориентирована на внешнеполитическую сферу. Сначала он покорил и присоединил к России Казанское и Астраханское ханства, затем начал Ливонскую войну. Покорение Казани и Астрахани позволило установить полный контроль над всем Волжским торговым путем и тем самым серьезно увеличить доходы светской власти. А вялотекущий характер Ливонской войны дал возможность Ивану больше внимания уделять вопросам внутренней политики, что в конечном итоге подвигло царя на проведение широкомасштабных реформ страны.

С этого момента отношения между царем и церковной иерархией начали неуклонно портиться.

Для обоснования своих притязаний Иван Грозный по-своему интерпретировал концепцию «Москва – третий Рим». В своей переписке с Андреем Курбским Иван IV часто упоминает, что власть ему дана Богом, а следовательно, и его политика есть воля Божья. Но согласно концепции, разработанной в подражание византийской, власть в той или иной степени принадлежит и «попам», что презирает Иван Грозный. В своей переписке он аргументирует падение царств именно тем, что там к власти пришли «попы», чего он не мог допустить в собственном государстве: «Ты считаешь светлостью благочестивою, когда государство обладается попом невеждою? Но царство, обладаемое попом, разоряется».[47]

4. УЧАСТИЕ ЦЕРКОВНЫХ ИЕРАРХОВ В ПОЛИТИЧЕСКОЙ БОРЬБЕ В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ XVI ВЕКА

Вся жизнь православного русского общества XVI века была подчинена церковным канонам, а, следовательно, правительству приходилось считаться с мнением православных иерархов, но на практике боярские группировки тем или иным образом пытались влиять на митрополитов, склоняя их на ту или иную политическую сторону.

У Василия III оставался племянник: Димитрий Иванович - внук Ивана III от старшего сына от первого брака. Елена Стефановна (его мать) впала в немилость. Он был заключен в тюрьму. Перед смертью Иван III распорядился его выпустить. Но как только прошли 40 дней с его кончины, Василий III распорядился вновь его посадить, притом в жесткие условия - в клеть тесную и железо (он умер от голода через 4 года).

У Ивана III с Софьей Палеолог было много детей. Всех своих братьев Василий III насильственно держал в холостом положении - не давал жениться (исключение было сделано только Андрею Ивановичу Старицкому). Все его братья сразу попали в опалу главным образом как соперники. А у него самого с его женой Соломонией Сабуровой, на которой его женил отец, в течение 20 лет не было детей. Наконец, Василий III надумал развестись с ней «неплодства ради» и жениться вторично.

Но этому русская жизнь не знала прецедентов, учитывая, что у Василия III были племянники и братья и сестры. Тогда он просил благословения у восточных патриархов, и все ответили отказом. А патриарх Иерусалимский Марк изрек страшное пророчество: «Если дерзнешь развестись и вступить в законопреступное супружество, то от этого брака родится сын, который удивит мир своею лютостью».[48] Родился Иван Грозный - пророчество сбылось.

Он женился 47-ми лет на Елене Глинской (ей было 20 лет). Для того, чтобы ему жениться, пришлось удалить с московской кафедры митрополита московского Варлаама. Правда, отношения были натянуты во всем. Варлаам всегда являл оппозицию власти княжеской: всегда было у него особое мнение, всегда печаловался за опальных. На место Варлаама, незаконно удаленного, попал волоколамский игумен - преемник Иосифа Даниил - личность очень низкого нравственного уровня: он был абсолютным соглашателем с княжеской властью. Один опальный боярин Берсень-Беклемишев говорил об угодливом и робком митрополите Данииле: «Учительного слова от него не слышно, и не печалуется ни о ком, а прежние святители сидели на своих местах в мантиях и печаловались государю о всех людях».[49] В угоду великому князю митрополит Даниил постриг Соломонию в суздальском Покровском монастыре и повенчал великого князя с Еленой Глинской.

Но и с ней первые 4 года все не было детей. Тогда Василий III начинает посещение монастырей и дарит им и вотчины, и вклады, чтобы они вымаливали ему желанного наследника. Родился наследник Иван Грозный, а двумя годами позже в 1532 году - его брат Юрий, который был, хоть и характера кроткого, но не имел ни рассудка, ни памяти.

Василий III скончался в 1534 году. В своем завещании великий князь упоминает, что княжение оставляет Ивану Васильевичу, а Елене Глинской и митрополиту Даниилу «подъ сыномъ своимъ государство держати до возмужаниа сына своего».[50] А.В. Карташев считает, что, по завещанию Василия III, он был назначен главой боярской думы.[51] Митрополит мог бы при таких условиях высоко поднять ослабленный перед этим авторитет церковной власти, но Даниил уже твердо встал на путь соглашательства в своих отношениях с государственной властью. При регентше Елене был сформирован «верховный совет» из семи бояр – так называемая «семибоярщина». Но не смотря на политическую борьбу между боярскими партиями, фактически семибоярщина существовала только номинально. Главным советником и незаконным мужем Елены Глинской стал Иван Федорович Оболенский.

Многие из бояр были противниками митрополита Даниила, что ставило под вопрос занятие им митрополичьей кафедры. Его участие в делах боярской думы носило пассивный, церемониальный характер. Он не мог даже защитить близкого ему человека, благодетеля Иосифо-Волоколамского монастыря Юрия Ивановича, брата Василия III, умершего в темнице. После этого правительство привлекло митрополита к участию в «изведении» другого брата великого князя – Андрея Ивановича Старицкого, впоследствии разделившего участь Юрия. Заняв положение покорного слуги политических интересов правительства, митрополит оказался бессильным защищать интересы Православной Церкви и клира. Положение митрополита Даниила становилось шатким и еще более ухудшилось со смертью 3 апреля 1538 года великой княгини Елены Глинской. Как только ее не стало, Оболенский был заточен в темницу, где в том же году умер голодной смертью.

Регентство над восьмилетним Иваном Васильевичем было передано в руки боярской думы, в которой тотчас разгорелась партийная борьба за преобладание. Сначала возобладал над всеми князь Василий Васильевич Шуйский, но вскоре он нашел себе соперника в лице Ивана Федоровича Бельского, сторону этой группировки занял митрополит. Выбор оказался неудачным. Василий Шуйский «одолел» Бельского и заключил его в тюрьму. Следующим должен был стать митрополит, но Василий Шуйский умер, передав власть брату Ивану. Этот же бесцеремонно согнал Даниила, как своего политического врага, с митрополичьей кафедры 2 февраля 1539 года и сослал в Иосифо-Волоколамский монастырь, где от него была вытребована подневольная «отреченная грамота».[52]

По инициативе Шуйского следующим митрополитом стал игумен Сергеева монастыря Иасаф (Скрипицын). Но он правил Русской Церковью около трех лет. Иосаф, очевидно, счел более достойным правителем заключенного в тюрьме Бельского и ходатайствовал перед государем о его освобождении. Бельский был освобожден. Партия Шуйских немедленно организовала заговор, и в ночь на 3 января 1542 года подняла в Кремле тревогу, во время которой схвачен Бельский был и отправлен в ссылку. Митрополит, выгнанный из своих покоев градом камней, бежал в княжеские палаты, но, не найдя спасения и там, удалился в Троицкое подворье, где был взят и сослан в заточение в Кирилло-Белозерский монастырь.[53]

Спустя два месяца после изгнания Шуйским Иосафа, в 1543 году, все та же группировка пригласила архиепископа Макария на митрополию, надеясь видеть в нем, как в пастыре дружественного им Новгорода, своего приверженца. Но сам Макарий не был обольщен предстоявшей ему ролью: заняв митрополичий престол, Макарий повел политику благоразумной уклончивости от участия в правительственных делах. Такое поведение понятно, так как два предшествующие митрополита были насильственно свергнуты, и положение митрополита среди борьбы правительственных партий становилось тяжелым и угрожаемым. Однако при всей уклончивости митрополит Макарий последовательно держался одной политики: всячески служил интересам развития самодержавной власти великого князя. Он не оправдал в этом отношении надежд Шуйских.[54] Макарий хорошо понимал, что владычество бояр скоро закончится, и старался держаться на нейтральной высоте архипастырского предстательства перед государем за всех гонимых и обиженных. Разрыв митрополита с боярами обнаружился в первый же год его правления. Когда Шуйские и их единомышленники напали в самом дворце на любимца великого князя боярина Воронцова и начали над ним физическую расправу, митрополит по просьбе великого князя явился усмирять временщиков и заступился за страдающего. Но один из сторонников Шуйских – боярин Головин – наступил на мантию митрополита и разорвал ее: это было не просто проявление грубости или наглости со стороны Головина, но символический знак, используемый еще в Византии, – напоминание и угроза митрополиту.[55]

В конце 1543 году враги Шуйских – Глинские (дядья царя Ивана) добились их свержения. Среди немалочисленных опал и гонений этого периода Макарий выступал заступником обиженных, и государь внимал его ходатайствам.[56] Казалось, что митрополит мог бы при таком авторитете благотворным образом повлиять на Ивана Васильевича. Но, видимо, он опасался, что пока продолжается боярская регентура, до тех пор вмешательство в дворцовую жизнь будет всегда грозить ему трагической судьбой его предшественников. Не вмешиваясь вообще в дело воспитания молодого Ивана IV, Макарий, однако, постарался в благоприятную минуту внушить ему важнейшую идею в развитии русской государственности и укрепления авторитета Русской Православной Церкви – идею венчания на царство.

Венчание на царство состоялось 16 января 1547 года. Митрополит Макарий возложил на Ивана корону – «Мономахов венец», крест и бармы. Об этом акте была послана грамота Константинопольскому и другим Восточным патриархам, дабы те утвердили царский титул Ивана IV.

«Уже Василия III – пишет Петрушко В.И., - многие иерархи православного Востока именовали в своих посланиях «царем». Иоанна IV патриарх Константинопольский Дионисий называл царским титулом в грамоте 1556 года. Однако на Руси ждали официального признания, о чем в Царьград ездил хлопотать архимандрит Феодорит. Специальная грамота о признании царского достоинства за Иоанном и его потомками, подписанная Константинопольским патриархом Иоасафом II, была получена в Москве в 1562 году».[57]

Изобретенный митрополитом Макарием ритуал венчания Ивана IV на царство имел важное значение и для самой Русской Церкви: царь получал корону из рук главы Церкви, которая отныне провозглашалась «матерью» царской власти и являлась своего рода ее гарантом. В то же время царская власть принимала на себя заботу о сохранении прав и привилегий Церкви.

5. РУССКАЯ ЦЕРКОВЬ В ПЕРИОД ПРАВЛЕНИЯ ИВАНА ГРОЗНОГО

5.1 Духовно-нравственный облик Ивана Грозного

Детство молодого Иван IV было ужасно. Отца он не знал - Василий III умер, когда Иоанну было около трех лет. На его детство пришлись годы боярской смуты. Юный государь рос в обстановке непрекращающихся заговоров, интриг и убийств, случавшихся даже в царских палатах. Его воспитанием никто не занимался – более того – постоянно обижали и унижали. Позднее Иван IV вспоминал: «Было в это время мне 8 лет; и так поданные наши достигли осуществления своих желаний – получили царство без правителя, о нас, государях своих, никакой заботы сердечной не проявили, сами же ринулись к богатству и славе и перессорились друг с другом при этом. И чего только они не натворили! …Дворы, и села, и имущество наших дядей взяли и водворились в них. И сокровища матери нашей перенесли в Большую казну, при этом неистово пиная ногами и, тыкая палками, а остальное разделили… Нас же с единородным братом моим, святопочившим в Боге Георгием, начали воспитывать, как чужеземцев или последних бедняков. Тогда натерпелись мы лишений, и в одежде, и в пище».[58]

Вот нравственная атмосфера детства и юности Ивана Грозного, выросшего на и постоянных убийствах враждующих боярских партий. Иван не отличался большим умом, но обладал в высшей степени страстным характером: впечатлительностью и нервностью. Уже в те годы в его характере формируются непривлекательные черты: пугливость и скрытность, мнительность и трусливость, недоверчивость и жестокость.

Курбский писал о том, что ребенком Иван развлекался, мучая животных. Жестокость в нем отчасти была заложена генетически: и Елена, и Василий отличались тяжелым нравом. Но склонность к жестокости еще более развилась в Иване после тяжелых впечатлений детства.

Во время дворцового переворота 1543 года Иван Грозный (в 13 лет) совершил свое первое убийство: он отдал своим псарям князя Андрея Шуйского на растерзание,[59] после которого ближайшее окружение Шуйского было отправлено в ссылку.

«С ужасом бояре поняли, что пока они ссорились и дрались у престола, на Руси вырос новый государь, обещавший стать не меньшим самодержцем, чем его дед и отец. …Былые наглость и властолюбие вчерашних хозяев страны мигом улетучились, и они, как и во времена Иоанна III и Василия III, вновь стали по-холопьему пресмыкаться перед тем, кого еще вчера унижали и травили»[60] - пишет В.И. Петрушко.

Отрицательные качества Ивана IV отразились на его благочестии, которое у него, безусловно было, только, как все страстные люди, он постоянно метался. Начиная с 1542 года он предпринимал длинные паломничества по монастырям: в Кирило-Белозерский, а также в Новгород и в Псково-Печерский. Эти благочестивые периоды постоянно перемежались периодами пьянства, охоты и разгула - полного срыва во все тяжкие.

Историки свидетельствуют, что эти дурные наклонности Ивана начинают развивать пришедшие с 1543 года к власти Глинские. Иван набирает «шайку» из знатных молодых людей и гоняет с ней верхом по московским улицам, давя мирных жителей, в том числе детей.

Единственным, кто положительно влиял на формирование личности будущего Грозного, был митрополит Макарий, которому до поры до времени все же удавалось частично обуздывать патологические наклонности Ивана.

До венчания на царство и миропомазания у Ивана на совести уже шесть убийств. 1544 - 1546 годы - смертные казни князя Кубенского и двоих Воронцовых по ложному доносу и двоих товарищей юношеских игр Ивана - под влиянием минутного гнева: казнены молодой князь Трубецкой и Федор Иванович Оболенский-Телепнев.

Эта неустойчивая психика юного царя потом развилась в манию преследования. В этом плане последовавшая борьба с боярами стала своеобразной идеей фикс, хотя к ней были и другие – чисто политические причины.

Правление Иоанна IV можно разделить на два этапа. Первый – светлый этап с 1547 по 1560 был связан с надеждами царя на то, что бороться с боярами возможно, опираясь на народ, его веру в царя: Иван решительно изгнал из своего окружения тех, кто был связан с позорным правлением бояр-временщиков, приступил к мерам, направленным на водворение порядка в государстве. Безусловно, не обошлось без казней и репрессий, но это, по мнению историков, были вынужденные меры: «пока что Иоанн творит только необходимую жестокость – придет время, и тотальный опричный террор станет тем средством, благодаря которому уверовавший в Божественный характер своей автократии Иоанн сделает всеобщий страх основой своей безраздельной власти над Россией».[61]

Проводить эту политику царю помогал составленный им совет – «Избранная рада», в число которых помимо митрополита Макария, вошли Благовещенский протопоп Сильвестр, окольничий Адашев, князь Курбский и ряд других деятелей

Именно в этом совете принимались важнейшие для жизни страны решения, задумывалась программа реформ. Центральной фигурой в Раде был Благовещенский протопоп Сильвестр, переведенный Макарием в Москву из Новгорода и ставший царским духовником. Протопоп имел на молодого царя колоссальное влияние. Сильвестр постоянно напоминал Иоанну о той громадной ответственности, которую он несет перед Богом за вверенное ему царство.

В то же время начинается борьба Захарьиных – родственников царицы Анастасии с избранной Радой (которая правда, еще не доходит до физического устранения противников), причем Грозный в курсе всех этих интриг. После смерти Анастасии в 1560 году Сильвестра обвиняют в чародействе и ссылают на Соловки.

5.2 Макарьевские соборы 1547 и 1549 годов. Подготовка и проведение Стоглавого собора 1551 года

Венчание на царство имело прежде всего значение государственно-политическое, чтобы показать всему народу, что борьба партий закончилась и что теперь есть царь и можно к нему обращаться. Поэтому царь участвует во всех трех соборах: 1547 года, 1549 года и 1551 года - Стоглавом соборе.

Эти соборы происходят почти через 100 лет после фактической автокефалии Русской Православной Церкви. Притом эта автокефалия в ту пору еще не была признана восточными патриархатами - каноническое и литургическое общение было прервано. Таким образом, макарьевские соборы имели целью теперь уже не канонически, а на практике доказать правомерность своей самостоятельности, найдя небесные подтверждения своему бытию посредством канонизации новых святых.

Кроме того, соборы 1547 года и 1549 года имели важнейшее политическое значение в области формирования единого русского государства и становлении национальной Православной Церкви посредством создания общерусских святынь.

Историк П.Н. Милюков отмечал, что еще во времена Киевской Руси жители каждой местности любили иметь у себя свою особенную, специально им принадлежащую святыню: свои иконы и своих местных угодников, под покровительством которых находился тот или другой край. Естественно, что такие местные святые чтились лишь в пределах своего края, а другие области их не признавали.

Объединение земель требовало и изменения взглядов на местные святыни. Собирая уделы, московские князья перевозили важнейшие из этих святынь в новую столицу. Таким образом появились в Успенском соборе икона Спаса из Новгорода, икона Благовещения из Устюга, икона Божьей Матери Одигитрия из Смоленска и другие. Цель собирания этих святынь в Москве не в том, чтобы лишать покоренные области местных святынь, привлечь к себе их благосклонность, а в том, чтобы привлечь все местные святыни во всеобщую известность и таким образом создать «единую сокровищницу национального благочестия».[62] На решение этой задачи была направлена работа двух соборов в период правления Ивана Грозного по канонизации русских святых. На первом соборе 1547 года было канонизировано 22 святых угодника, в том числе святитель Иона Московский, при котором была провозглашена автокефалия 100 лет назад. 13 человек для всероссийского почитания[63] и 8 местночтимых.[64]

На втором соборе 1549 года было прославлено еще 14 угодников.[65] Итого, за 3 года в Русской Православной Церкви было канонизировано столько святых, сколько не было канонизировано за пять предыдущих веков ее существования, таким образом доказывая свою благодатность и право на существование.

Оставалась масса других вопросов, которые настоятельно требовали своего разрешения: никакими репрессивными мерами (например, против жидовствующих) инакомыслие и ереси преодолены не были. Требовались меры по поднятию духовного просвещения и улучшению нравственного состояния духовенства, о котором ранее заявляла оппозиция в лице Вассиана Патрикеева и тех же жидовствующих.

Страницы: 1, 2, 3, 4