Курсовая работа: Обрядовый театр

От урожая зависело благополучие, да и сама жизнь хлебороба, поэтому он старался в точности выполнять предписанные традицией правила крестьянской агрономии (проведений сева, подготовка седин, пахота, удобрение навозом, уход за всходами, соблюдение севооборота и пр.). Насущный хлеб и другие средства к существованию доставались тяжким трудом и нуждались, по мнению крестьянина, в защите от злых сил и в активном провоцировании на воспроизведение и увеличение достатка. Для этого в течение веков выработалась целая система обрядовых действ, включая песни, пляски, звучание музыкальных инструментов, особые ритуальные тексты (заговоры, заклички, обращения, издевки, плачи и др.).

Земледелец пытался также заглянуть в будущее, с помощью различных действий, разными способами узнать характер предстоящего весенне-летнего сезона; предугадать, для каких культур год будет благоприятным, сколько времени продержатся морозы, хватит ли корма скоту до первой весенней травки и т.п. Особое место занимали и гадания о собственной судьбе, в первую очередь - гадания девушек-невест.

Ими завершались святочные вечера. Обычно они начинались после того, как девушки собирались домой. Чаще всего каждая из присутствующих поочередно бросала свой сапог через порог в сени. Если он падал носком к порогу, то в текущем году девушку не ожидало замужество. В противном случае считалось, что она может выйти замуж. Местом гадания могли становиться и ворота дома, через которые также бросался башмак. Девушки также гадали на банника и домового.

Поскольку, как и все переходные периоды года, святки считаются временем наибольшей активности нечистых и потусторонних сил, во время праздника стараются выяснить свою будущую судьбу. Святочные же гадания делятся на две группы: простые и сложные.

Кроме общих гаданий, существовали индивидуальные. Так, вернувшись домой со святочных посиделок, девушка ложилась спать, положив под подушку свой гребень. Если поутру на нем оказывался волос, то считалось, что девушка скоро выйдет замуж.

Земледельческая традиционная культура не была пассивной, созерцательной. Человек не только молился, приносил жертвы, пытался разгадать смысл разных явлений и связь вещей, он требовал, указывал, вызывал природу на определенные действия, заявлял о себе как о властелине, хозяине во вверенном ему природном участке Большинство обрядов, имеющих ярко выраженную магическую функцию, прочно удерживалось в быту и производственной деятельности крестьянина.

Таким являлся комплекс обрядовых действий, связанных с переездом в новый дом.

Когда начинали строить новый дом, совершали цикл ритуальных действий, чтобы преодолеть возможные происки нечистой силы. Выбирая безопасное место, вначале выпускали корову. Если она ложилась на землю, то считали, что место выбрано удачно.

Перед закладкой нижних бревен под передним углом закапывали монету - "для богатства", рядом с монетой клали кусочек ладана - "для святости".

После возведения сруба резали петуха и брызгали кровью на четыре угла. Животное зарывали в землю под дверью.

Самым опасным периодом считался переезд в новую избу. На новом месте начиналась новая жизнь. Конечно, нечистая сила стремилась помешать будущему благополучию. Чтобы обмануть ее, первыми в дом пускали петуха или кошку. Они должны были войти в дом и принять на себя возможные происки нечистой силы.

За животными входили с иконой и хлебом-солью все остальные члены семьи. Считалось, что безопаснее переходить в новый дом ночью, поскольку нечистая сила не предполагала, что в это время люди могут заселять дом.

Поставив в передний угол икону, все члены семьи крестились на нее. Затем хозяйка отрезала от каравая хлеба первый ломоть и клала его под печку, приветствуя домового.

Еще в середине XIX в. во многих местностях России существовал древний ритуал: сняв одежду, до рассвета хозяйка дома обходила новую избу и произносила приговор: "Поставлю я около двора железный тын, чтобы через этот тын ни лютый зверь не перескочил, ни гад не переполз, ни лихой человек ногой не переступил и дедушка лесной через него не заглядывал ".

Чтобы придать заклятью дополнительную крепость, женщина трижды кубарем перекатывалась в воротах, приговаривая: "Дай, чтобы род и плод в новом доме увеличивались".

Незадолго до новоселья или сразу после переезда хозяин обязательно приглашал перебраться на новое место домового: он ставил под печку угощение и просил домового последовать за семьей.

Вводя в новый хлев скотину, хозяин также представлял ее домовому. Считалось, что иначе скотина не приживется на новом месте.

Если одновременно с домом строили баню, то перед первой топкой приветствовали банника: брали черную курицу, душили ее и неощипанную закапывали в землю под порогом бани. Во многих местах обряд совершали регулярно в ночь под Чистый четверг. В бане также оставляли ломоть ржаного хлеба, посыпанный солью.

"Украшаясь цветами и листьями, земледелец надеялся тем самым помочь обнаженной земле покрыться зеленью; катаясь зимой на санках, а весной раскачиваясь на качелях, он предполагал, что, чем дальше прокатится и чем выше раскачается, тем длиннее и выше поднимется летом лен и лучше взойдут хлеба, и т.п. ". Пекли специальное печенье в виде домашних животных, т.к. верили, что изображаемое (по магии подобия) должно стать действительным, т.е. выпеченные и съеденные фигурки обеспечат приплод скота; в определенные дни устраивали обильные торжественные трапезы, чтобы гарантировать столь же обильное воспроизводство съестного; в период бурного роста хлебов и трав молодежь устраивала игрища с громким смехом, обрядовой эротикой, песнями о любви и молодости.

С той же целью спровоцировать силы природы на нужные земледельцу действия широко использовались в обрядах всего года яйца, зерна злаков, чучела. "Зерно обладает свойством надолго сохранять и вновь воссоздавать жизнь, умножая ее. Семя - растение - семя составляют извечный кругооборот, который свидетельствует о нескончаемости жизни. Путем еды к этому процессу приобщаются люди. В животном мире зерну или семени, с точки зрения крестьянина, соответствует яйцо, обладающее тем же удивительным свойством, что и семя, оно сохраняет, содержит жизнь и воссоздает ее". Только приняв во внимание это объяснение, можно понять, зачем при севе в зерна клали вареные яйца, почему в поле, на лугу, под березкой ели яичницу; с какой целью на любом ритуальном столе присутствовала кутья.

Чучела - это символические изображения божеств или олицетворенные силы природы. Чаще всего изготавливали чучела на масленицу, семик, в обряде похорон кукушки. Им устраивали торжественную встречу, а затем убивали, уничтожали, сжигали в поле, за околицей или у реки. Разыгрывались настоящие похороны, которые обставлялись, однако, не трагически, а комически и завершались нередко бурным весельем. В основе и этих действ лежит та же "философия зерна": чучело убивали, чтобы заставить божество воскреснуть или передать свою силу земле и возродиться из нее в виде нового урожая. Чрезвычайно важно, что подобные убийства, растерзания, сжигание всегда сопровождались притворным плачем и непритворным смехом. Смех здесь оказывал живительное действие, потом" что смех есть признак жизни; более того, по народным воззрениям, смех способен вызывать и возрождать жизнь.

Земледелец был уверен, что особой силой воздействия на природу и человека обладает слово. "Чем далее в старину, - читаем в исследовании крупнейшего ученого конца прошедшего столетия, А.А. Потебни, - тем обычнее и крепче вера в способность слова одним своим появлением производить то, что им означено". Неудивительно, что в обрядовых текстах так много повелительной интонаций и обращений: "Родись, капуста, бела и кругла!", "Покров-батюшка, покрой землю снежком, а меня, молоду, женишком!", "Жаворонки, прилетите! Весну красну принесите!" и т.п.

Люди были убеждены в том, что, даже просто назвав явление, предмет, они тем самым приобретали над ним власть. Слово, соединенное с музыкой и движением, обладало еще большей силой. Поэтому огромную роль в обряде играли песня, музыкальный инструмент, ритмические пляски, притоптывания.

Обрядовые песни заклинали и описывали благополучие, довольство, изобилие, а сопровождавшие их действия изображали желаемое, чтобы обеспечить его в реальной жизни. Лучший пример тому - обходы дворов на святках, во время масленицы, в день первого выгона скота и в некоторые другие дни.

Рассмотрим подробнее этот обряд. Происхождение обряда колядования уходит корнями в глубокую древность. Еще в языческие времена несколько раз в году славяне производили заклинание злых духов.

С принятием христианства обряд был приурочен к святочному периоду. Он состоял в том, что по домам ходили группы славильщиков, состоявшие в основном из подростков. Каждая группа несла на палке шести - или восьмиконечную звезду, склеенную из серебристой бумаги. Иногда звезду делали полой и внутри нее зажигали свечу. Светящаяся в темноте звезда словно плыла по улице. В состав группы входил мехоноша. У него был мешок для сбора даров. На ходу они пели песню припевку:

К нам пришло - прикатилося

Святое Рождество!

Вот Свят вечор! Вот Свят вечор!

Мы ходили-походили,

колядовщики!

Мы искали-поискали Иванова двора!

Стоит Иванов двор на пяти столбах!

На пяти столбах, на семи верстах!

Коляда-Коляда!

Подавай пирога!

Славильщики останавливались под окнами или заходили в дома. Они просили у хозяев разрешить им спеть колядки. Обычно в каждом доме славильщиков встречали радушно и гостеприимно, заранее готовили угощение и подарки.

Содержание колядок было разнообразным: в них желали хозяевам получить богатый урожай, обильный приплод у скота; провести год здоровыми и счастливыми. Колядка завершалась благодарностью за щедрые подарки и угощение. Скупые хозяева порицались, им желали неурожая, накликали на них засуху и всякие несчастья. В колядке говорилось:

Коляда, моляда,

Уродилась Коляда!

Кто подаст пирога -

Тому двор живота,

Еще мелкой скотинки

Числа бы вам не знать!

А кто не даст ни копейки -

Завалим лазейки,

Кто не даст лепешки -

Завалим окошки,

Кто не даст пирога -

Сведем корову за рога,

Кто не даст хлеба -

Уведем деда,

Кто не даст ветчины –

Тем расколем чугуны.

Закончив петь, славильщики получали в подарок специальное обрядовое печенье, выпеченные из теста фигурки домашних животных, съестные припасы, а иногда и деньги.

После обхода нескольких домов славильщики собирались в заранее намеченной избе и устраивали общую пирушку. Все принесенные дары и еда делились между участниками.

Обходы дворов считались делом серьезным, чрезвычайно важным. Выполняющие такой обход выступали "не скромными просителями-нищими, а коллективом людей, совершающих магический обряд, который должен был вызвать желаемое в грядущем. Активная роль колядующих исключала мотив смиренности и покорности перед восхваляемыми" хозяевами дома¹.

4. Семейно-бытовые обряды. Свадьба

Свадьба - самый яркий пример драматизированного обряда, одна из главных картин великой жизненной драмы, той драмы, длина которой равна человеческой жизни... Действие свадьбы длилось много дней и ночей, оно втягивало в себя множество людей, родственников и неродственников, касаясь иной раз не только других деревень, но и других волостей.

Неотвратимость обряда объясняется просто: пришло время жениться, а необходимость женитьбы никогда не подвергалась сомнению. Поэтому как для молодых, так и для их близких - это всего лишь один из жизненных эпизодов, правда, эпизод этот особый, самый, может быть, примечательный. Женитьба - важнейшее звено в неразрывной цепи, подготовленное всеми предшествующими звеньями: детством, событиями отрочества, делами юности, старением родителей и т.д.

Зарождается этот обряд намного раньше, где-то на деревенском гулянье, может быть, еще в детстве, но действие его всегда определенно и образно. Начинается оно сватовством.

В старину в богатых водою местах сохранялся обычай племени чудь на лодках привозить своих дочерей в праздничные и ярмарочные села. Таких невест называли приплавухами. Отец, брат или мать, "приплавившие" девку, вместе с приданым оставляли ее под перевернутой лодкой, а сами уходили в деревню глядеть на праздник. Местные ребята-женихи тотчас появлялись на берегу. Одну за другой переворачивали они лодки, разглядывая и выбирая невест. ("Может ли быть пороком в частном человеке то, что почитается в целом народе?" - задумчиво спрашивает А.С. Пушкин. Русские не брезговали обычаями соседних народов, хотя и были разборчивы) Правда, этот обычай в русских селах не имел широкого распространения. Знакомство ребят и девиц происходило у горюнов и столбушек, на летних и зимних гуляньях.

Зимою, в начале нового года родители женихов прикидывают, что и как, сумеет ли парень сам выбрать себе будущую жену, советуются. Полноценный жених не допускал вариантов, нескольких кандидатур, но такими были не все. Многим при выборе требовалась родительская помощь, зачастую просто из-за стыдливости парня.

В назначенный день, выбрав "маршрут" и помолившись, сваты - родители или близкие родственники - шли свататься. Трудно не только описать, но просто перечислить все приметы, условности и образные детали сватовства. Отныне и до первого брачного утра все приобретало особое значение, предвещало либо удачу, либо несчастье, все занимало свое определенное место. Нужно было знать: как, куда и после кого ступить, что сказать, куда положить то и это, заметить все, что происходит в доме и на дороге, все запомнить, предупредить, обдумать.

Даже обметание валенок у крыльца, сушка голиц у печной заслонки, поведение домашних животных, скрип половиц, шум ветра приобретали особый смысл во внешнем оформлении сватовства. Несмотря на четкость выверенных веками основных правил, каждое сватовство было особенным, непохожим по форме на другие, одни и те же выражения, пословицы говорились по-разному. У одних выходило особенно образно, у других не очень. Конечно же, все это фиксировалось в неписаных сельских летописях. Позднее самое неинтересное навсегда забывалось, а все примечательное передавалось другим поколениям. Традиционные выражения в бездарных устах становились штампом, образами, взятыми напрокат. Традиция, однако, ничуть не сковывала творческую фантазию, наоборот, она давала ей первоначальный толчок, развязывая язык даже у самого косноязычного свата. Впрочем, косноязычный сват - это все равно что безлошадный пахарь, или дьячок без голоса, или, например, хромой почтальон. Поэтому один из сватов непременно был говорун.

В дом заходили без предупреждения, как и всегда. Крестились, рассаживались, обменивались приветствиями. Догадливые хозяева сразу настраивались на определенный лад, невеста уходила с глаз долой. Начинался настоящий словесный поединок. Даже при заведомо решенном деле отец и мать невесты отказывали сначала, мол, надобно подождать, товар у нас нележалый, мол, еще молода да именья мало и т.д. Тем азартнее действовали сваты, расхвали жениха и пуская в ход все свое красноречие. Как смотреть людям в глаза, если дело кончится полным провалом?

Бывали случаи, когда, ничего не добившись сваты на свой страх и риск высватывали другую невесту, младшую, а то и старшую, засидевшуюся в девках сестру, либо уходили в другой дом и даже в другую деревню, если жених был не очень разборчив, а женитьба становилась безотлагательной.

Условные, традиционные уловки и хитрости идут при сватовстве вперемежку с подлинными, натуральными, связанными с определенными обстоятельствами материального и морального свойства. Но получалось так, что традиционные, положения в таких случаях хитрости сами по себе помогали участникам обряда. Народный обычай щадил Самолюбие, он словно бы выручал бедного, а с богатого сшибал лишнюю спесь, подбадривал несмелого, а излишне развязных осаживал.

Сватовство редко заканчивалось твердым обещанием, тем не менее сваты улавливали согласие в нетвердости голоса, в неопределенности причин отказа. Иногда один из родителей невесты рьяно отказывал, другой же делал тайный, едва уловимый знак: дескать, все ладно будет, не отступайтесь. Под конец изрядно потрудившись, все расставались, и родители невесты как бы из милости или из уважения к жениховскому роду давали обещание приехать поглядеть место.

Глядение места, знакомство с домом, где будет жить "чадушко ненаглядное", - вторая по счету свадебная операция. Родители невесты старались приехать ехать невзначай, чтобы увидеть все как есть, но женихова родня тоже не дремала. Чтобы не упасть лицом в грязь, исподтишка готовилась к встрече. Здесь народная традиция позволяла небольшой подлог: разрешалось брать у соседей "именье" напоказ, и в дом к жениху иногда стаскивали соседские одеяла и шубы... И все же бывало так, что смотрящие место по одному виду дома твердо решали не отдавать дочь, а чтобы не обидеть жениха, искали для отказа благовидный предлог.

Родители невесты обходили весь дом, заглядывали в хлевы и во двор, любопытствуя, сколько у жениха скота и утвари, дородно ли хлеба, есть ли на чем спать и какова баня. Только после этого становилось ясным, удачно ли свершилось сватовство или жениху отказано. Если отказано - снаряжали новых сватов...

В случае удачи наступал короткий перерыв, после чего следовала третья часть свадебного действа. В разных местах она называлась по-разному: рукобитье, сговор, запорученье. Но суть оставалась повсюду одна: в этот момент окончательно решают породниться, намечается день венчания, определяется место, где будут жить молодые, количество приданого.

Отныне девушка считается запорученной, она начинает шить приданое. (Вот когда пригодились холсты, которые с детства копились в девичьем сундуке!)

Время между запорученьем и венчанием особенно насыщено причетами, песнями, приметами и т.д.

Ничто не дало так много для народной поэзии, как эта часть русского свадебного обряда!

Только во время девичников, когда девушки помогают своей подруге шить приданое, создано несколько тысяч первоклассных поэтических строк...

Вы, подруженьки, вы, голубушки,

Задушевные-то вы сударушки,

Что я вам буду наказывать:

Вы пойдете на гуляньице,

На гулянье на веселое, -

Меня вспомните, голубушки!

Вы пойдете в леса темные,

Во болотечка во мховые

Собирать грибки и ягодки,-

Меня вспомните, сердешные!

Вы пойдете в пору праздную

Выводить хороводы веселые

И игры играть затейные -

Меня вспомните, болезные!

Вы пойдете во чисты поля,

В зелены луга весенние,

Работать работы страдные, -

Вспомните меня, милые!

На чужой я на сторонушке

Как живу я у чужих людей.

Вспомяните от раденьица.

Когда я-то растоскуюся,

Я приду к вам, вас проведаю,

Про свою вам жизнь поведаю.

Приезд за дарами - четвертый акт свадебного народного действа. Завершают же это действо венчание и свадебный пир.

Любая часть действа, к примеру байна - обряд, предшествующий венчанию, так же как сватовство или же рукобитье, является развернутым и вполне самостоятельным драматическим явлением.

Элемент импровизации присутствовал во всех частях свадьбы, особенно это касалось невесты, свахи и дружки.

Традиционная упорядоченность давала широкий простор и для самовыражения, допускала причетных и песенных вариантов.

Что это, родимый батюшко,

Что у тя за пир собирается,

Что за гости к нам съезжаются?

Собираются на пир пировать

Злые вороги, чужи люди, -

То мои с тобой разлучники.

Говорила я родимому

И в упрос просила, плакала:.

"Не пускай к себе разлучников!"

Не послушался, не сжалился,

На меня, младу, прогневался.

Знать, недолго мне осталося

Посидеть-то здесь, поплакати

У родимыя у матушки.

У кормильца родна батюшка,

У соколов-то братцев милыех!

Причет невесты был образным, но и обязательно выражающим определенные обстоятельства. Песенное обращение и ответ на него также были оригинальными, в своем роде единственными, зависящими от состава семьи, характеров, других обстоятельств. Не могло быть одинаковых по содержанию свадебных песен, как не было одинаковых деревень семей и невест. Мелодии же и большинство психологических, что ли, последовательно сменяющихся свадебных моментов были стабильными. С годами они отшлифовывались и все прочнее укоренялись в обряд. Эти обязательные психологические моменты нередко вступали в противоречие с эмоциональным состоянием участников свадьбы.

Например, дружко, подобно нынешнему затейнику в домах отдыха, обязан был веселить и смешить народ. Для этого недостаточно одних традиционных слов и приемов, нужны вдохновение и талант, а прибаутничать серьезному человеку хочется далеко не всегда. Невеста, соблюдая традицию, в определенных местах должна была плакать, но ведь отнюдь не всякой невесте хочется плакать на собственной свадьбе. И вот та же традиция позволяла безунывной невесте тайком натирать глаза луком, чтобы искусственно вызвать так необходимые в этот момент слезы.

Можно ли назвать эту необходимость ханжеством? Трудно сказать. Скорее всего нельзя, так как категория ханжества не совмещается с общественными, общепринятыми понятиями, она больше подходит для персональной характеристики. Кроме того, традиционное правило тотчас потеряло бы свою силу, перестав допускать исключения. Если невеста не плакала на своей свадьбе, об этом говорила вначале вся волость, но осуждение было отнюдь не единодушным. Все зависело от обстоятельств. Многие вопреки традиции, даже поощряли такое поведение Другие осуждали, но не всерьез, для "блезиру".

Вскоре, однако ж, забывались все разногласия. Традиционное правило народного обычая тем и удивительно, что при своей внешней категоричности допускало тысячи вариантов, годилось для разных условий и для любого характера. Но оно, это правило, всегда и всюду вносило организующее начало, устраняло хаотичность и помогало раскрыться способностям каждого в отдельности.

Иной дружко начинал веселить народ не по вдохновению, а формально, по необходимости. Постепенно он все же входил в раж, забывал то, что его сдерживало. Также и невеста, заставляя себя плакать и причитая вначале неискренно, понемногу заражалась стихией традиционного причета, начинала плакать взаправду. Песни ее и причеты принимали вскоре характер импровизации, а импровизация не бывает неискренней.

Как раз в такие минуты высокоодаренные художественные натуры и создавали величайшие фольклорные ценности.

5. Крестины

Свадебный обряд имеет мощные корни, уходящие в языческие пласты русского народного быта. Влияние христианства на это народное действо выразилось лишь в некоторой религиозной стилизации.

По-видимому, этого нельзя сказать о крестинах. Здесь языческие отголоски звучали слабее, господствовал церковный православный обряд крещения. Вообще русское православие в своем народном выражении очень терпимо относилось к языческим бытовым элементам, официальная церковь также в основном избегала антагонизма. Христианство на русском Севере не противопоставляло себя язычеству, без тщеславия приспосабливалось к существовавшей до него народной культуре, и они взаимно влияли друг на друга. Церковная служба складывалась не без воздействия древних драматизированных народных обычаев.  Казалось бы, рождение нового человека - одно из главных жизненных событий - должно было сопровождаться обрядом на уровне свадебного. Но такой обряд либо не дошел до нас, либо не существовал вовсе. Причиной будничного отношения к рождению ребенка могли быть довольно частые роды и большая детская смертность. Женщины рожали по 15-16 погодков, но около одной трети детей умирало. Можно, однако же, предположить и другое: красота и полноценность обряда зависели от эстетической стороны события. Человек рождается в муках, нормальная смерть также связана с кратким страданием². Но физическое страдание в народном понимании не может быть прекрасным, скорее оно сопутствует безобразному. Младенец, только что вышедший из материнской утробы, выглядит малопривлекательным. Так же малопривлекателен и покойник, только что принявший смертную муку. Лишь чуть позже, да и то не у каждого, лицо умершего приобретает одухотворенность либо ее подобие.

Страницы: 1, 2, 3, 4