Книга: История освоения Дальнего Востока

Книга: История освоения Дальнего Востока

ВВЕДЕНИЕ

История заселения Приамурья и Приморья настолько интересна и своеобразна, что давно назрела необходимость проследить основные этапы этого процесса.

Интерес к истории Приамурья в нашей стране значительно возрос с начала XIX в., когда на повестку дня был выдвинут вопрос о возвращении России этого края, насильственно отторгнутого от нее в конце-XVII в. маньчжурской Цинской империей.

На Дальний Восток в это время посылались специальные экспедиции, которые занимались изучением производительных сил края, в архивах поднимались старинные материалы второй половины XVII в., специальные комиссии изучали историю Приамурья и узнавали, что оно вовсе не было безнадежно утрачено Россией и что имелись законные основания для пересмотра невыгодного для России и навязанного ей силой Нерчинского договора 1689 г. выяснилось, что:

а) обширная территория к востоку от р.Зеи до бассейна р.Уды оставалась не размежеванной «до иного благополучного времени»;

б) маньчжуры при заключении Нерчинского трактата дали обязательство не заселять отошедшую к ним территорию по верхнему и частично среднему течению Амура и в основном выполнили его;

в) обширные земли Приморья фактически не принадлежали Китаю;

г) русско-китайской границы в общепринятом смысле на Дальнем Востоке не существовало.

Именно эти обстоятельства позволили России в соответствии с русско-китайскими Айгуньским и Пекинским договорами 1858—1860 гг. провести территориальное размежевание на Дальнем Востоке, вернуть Приамурье и получить пустынное, но богатое Приморье. Начиная с 50-х гг, XIX в. в России появляются статьи и монографические исследования, посвященные амурскому вопросу, однако демографические аспекты темы привлекали внимание немногих авторов.

Еще в 1859 г. журнал «Русское слово» опубликовал интересную статью Д. И. Романова, в которой излагалась история русско-китайских отношений с 1636 г. до подписания Айгуньского договора 1858 г. и освещался ход заселения Приамурья русскими переселенцами во второй половине XVII в. Основываясь на архивных данных, автор впервые определил здесь примерную численность русского земледельческого населения и основные поселения, в которых оно размещалось до Нерчинского договора 1689 г.2. Многие историки и географы при изложении истории русско-китайских отношений и хода заселения Приамурья широко привлекали данные этой работы, забывая ссылаться на нее.

Немало ценных сведений о ходе заселения Дальнего Востока в первые годы после его окончательного изучения в состав России сообщает известный русский путешественник и географ М. И. Венюков. В 1879 в журнале «Русская старина» он опубликовал «Воспоминания о заселении Амура в 1857—1858 гг.»

В другой своей работе «Состав населения Амуского края» М. И. Венюков определил численность крестьянского и казацкого населения Амурской и При морской областей и его размещение по состоянию в 1869 г. По многим населенным пунктам приводятся также сведения о размерах урожая (в пудах и «самах» и времени основания поселений.

В 1858 г. М. И. Венюков составил «Обозрение р. Уссури и земель к востоку от нее до моря»3 и карту этого района. К этой работе М. И. Венюкова примыкают очерки А. Ф. Будищева «Леса Приамурского края», написанные в результате обследования лесов Приморской области в 1859—1867 гг.. Ознакомившись с Приморской областью, А. Ф. Будищев пришел к тем же выводам, что и М. И. Венюков: «На все огромное пространство описываемого края, составляющее примерно 5550 кв. миль, или 271 950 кв. верст, всех местных жителей Амура насчитывается едва ли более 10 000 душ обоего пола». Кроме описания лесов А. Ф. Будищев составил подробнейшую карту территории всей Приамурской области.

Особенно следует отметить статью о коренном населении Южно-Уссурийского края, написанную выдающимся русским путешественником Н. М. Пржевальским. В 1870 г. он же опубликовал обобщающее исследование о численности и размещении русского населения в Приморье по состоянию на 1 января 1868 т., о климате, флоре и фауне этого обширного района Дальнего Востока. Для нас особенно важно то, что автор приводит здесь полный перечень всех русских поселений на территории Южно-Уссурийского края, сообщает сведения о численности Проживающего в них населения и количестве обрабатываемой земли.

К концу 60-х гг. 19в. закончился первый период в заселении Дальнего Востока. В 70-х гг. приток новых переселенцев сюда практически прекратился и вновь возобновился лишь в 1883 г. В этой связи особую ценность представляют приводимые Н. М. Пржевальским сведения о степени заселения и хозяйственного освоения южной части Приморской области.

Исследования Н. М. Пржевальского дополняет работа-архимандрита Палладия (Кафарова), содержащая богатый материал о населении Южно-Уссурийского края к 1870 г..

В 1872 г. была опубликована книга А. Алябьева «Далекая окраина. Уссурийский край», подытожившая сведения о постоянно проживавшем там населении: русских, орочах, гольдах, удэгейцах — по состоянию на начадо 1869 г.

В 1884 г. вышла книга И. Г. Надарова, посвященная Северо-Уссурийскому краю», в которой приводятся официальные данные о численности населения края. Основные положения этого исследования были развиты в другой работе автора «Северо-Уссурийский край». Здесь имеются интересные данные о численности и размещении казачьего населения Северо-Уссурийского края по состоянию на 1 января 1884 г. Они отражают большую убыль казачьего населения на этой территории после перехода в 1879 г. части его в Южно-Уссурийский край (в Ханкайский округ).

В 1889 г. И. Г. Надаров опубликовал в «Известиях Русского Географического общества» новую работу «Южно-Уссурийский край в современном его состоянии», с которой по времени написания почти совпала статья А. Максимова «Уссурийский край». Однако в этой статье новые материалы о населении края отсутствуют, а основное внимание уделено его истории до окончательного присоединения к России.

Много ценных сведений о численности коренного населения Амурской и северной части Приморской областей содержится в капитальном труде академика Л. И. Шренка, в 50-е гг. XIX в. изучавшего гиляков, гольдов, солонов, дауров и другие народы Приамурья. Следует иметь в виду, что после завершения исследований Л. И. Шренка в этой части Приамурья была проведена более точная перепись (в 1858 и 1868 гг.), так что данные его книги неполны.

К сожалению, нам неизвестны работы о процессе освоения и заселения Амурской области в 70—80-е гг. Лишь в 1894 г. появилось капитальное исследование известного географа и путешественника Г. Е. Грумм-Гржимайло, уделившего этой теме много внимания.

После опубликования исследования Г. Е. Грумм-Гржимайло других работ об освоении и заселении Амурской области не было. Публикация же новых трудов по истории Приморской области продолжалась.

В 1896 г. Ф. Ф. Буссе опубликовал специальное исследование о заселении Южно-Уссурийского края в 1883—1893 гг. В нем содержатся чрезвычайно ценные сведения по древней истории южного Приморья и о численности его населения в момент присоединения края к России.

На эту же тему в 1899 г. вышла книга А. А. Рит-тиха1. После исчерпывающего исследования Ф. Ф. Буссе сказать что-либо новое было трудно. Поэтому А. А. Риттих пошел по пути дополнения выводов Ф. Ф. Буссе. В начале XX в. появился целый ряд работ по Дальнему Востоку, однако вопросы заселения южного Приморья освещены в них в самых общих чертах. Так, в 1900 г. П. Ф. Унтербергер опубликовал работу «Приморская область»2, в которой вкратце изложил историю области и основные этапы ее заселения. То же самое можно сказать о книге Н. Холодова «Уссурийский край»3. Наиболее ценны в этой работе данные о времени основания населенных пунктов в крае с 1858 по 1902 г., а также о его экономическом развитии. История заселения Дальнего Востока в 80—90-е гг. XIX в. рассматривается также в книгах П. Головачева4 и других авторов. Среди них выгодно выделяется обилием фактов коллективный сборник «Приамурье. Факты, цифры, наблюдения», вышедший в Москве в 1909т.

Однако всем этим многочисленным работам, иногда содержащим ценный фактический материал, свойственны недостатки и пороки буржуазной и либерально-дворянской историографии: эклектизм, стремление замазать классовые противоречия, представить процессы развития общества в нейтрально-политическом аспекте и т. д.

Отмечая успехи, достигнутые советскими историками в изучении Дальнего Востока, целый ряд значительных открытий, сделанных благодаря утверждению марксистско-ленинского метода в советской историографии, одновременно следует признать, что тема заселения и освоения Приамурья и Приморья разрабатывалась ими явно недостаточно.

Наибольшее количество исследований по этой теме появилось в первые годы после Великой Октябрьской социалистической революции. Так, в 1924 г. была опубликована статья П. А. Кобозева1, в которой приводились общие сведения о размерах заселения казаками и крестьянами Амурской области с 1857 по 1900 г. и подробные данные о числе погодных переселенцев с 1901 по 1923 г. Особую ценность для историков представляют материалы о численности переселенцев в 1915— 1923 гг. Нельзя не отметить также книгу Н. Б. Архи-пова2, в которой рассматриваются изменения в размещении населения и ход хозяйственного освоения края за период с 1917 по 1927 г.

К сожалению, в 20—30-е гг. появился ряд работ, трактовавших некоторые вопросы истории Приамурья и Приморья с явно ошибочных позиций. Как отмечает В. С. Мясников, «в период становления советской исторической науки (1925—1930 гг.) не было глубоких исследований по истории ранних русско-китайских отношений. Основной материал, которым пользовались советские историки этого периода, черпался из работ русских дореволюционных авторов, причем этому не всегда сопутствовал элемент необходимого углубления и критического переосмысливания»1.

Лишь в 50-е гг., ознаменовавшиеся бурным ростом достижений советской исторической науки, создаются ценные исследования, в которых на основании новых архивных материалов предпринимаются попытки воссоздать подлинную картину взаимоотношений России и Китая с 40-х гг. XVII в. по 1917 г., а также выявить закономерности процесса заселения и освоения Приамурья и Приморья в указанный период. Среди работ, внесших определенную ясность в этот вопрос, следует назвать исследования П. Т. Яковлевой, П. И. Кабанова, А. Л. Нарочницкого и М. И. Сладковского2.

В конце 50-х годов было опубликовано несколько исчерпывающих работ крупного специалиста по истории народов Сибири XVII в. Б. О. Долгих, в которых на основе богатого архивного материала впервые определены численность и национальный состав коренного населения Приамурья в период, когда большая его часть входила в состав России (40—80-е гг. XVII в.). Автор приводит весьма ценные сведения о численности дауров, дючеров, натков (гольдов), ороков, удэгейцев, гиляков и айнов3. На большом фактическом материале Б. О. Долгих доказывает здесь, что в середине XVII в. маньчжуры и китайцы вообще не проживали на территории Приамурья и не считали этот край своим.

Следующим этапом в истории изучения этой важнейшей темы следует считать монографию В. А. Александрова «Россия на дальневосточных рубежах (вторая половина XVII в.)», вышедшую в Москве в 1969 г. Автор, основывая свои выводы на огромном фактическом материале, извлеченном им из Центрального государственного архива древних актов, подробно характеризует процесс открытия и освоения русскими людьми Забайкалья и Приамурья, развитие русских земледельческих районов, промысловую деятельность русского населения и систему его торговых связей. Как отмечает В. А. Александров,|«хотя аборигенное население, как и русские переселенцы, подвергалось многообразному гнету центральной власти, оно испытывало влияние новых для него форм хозяйственной деятельности, социальных отношений и культуры. Ускорялось развитие производительных сил края, преодолевалась вековая изолированность сибирских народов. При всей противоречивости данного процесса местное население продолжало развиваться в этническом отношении и расти численно. Кроме того, русская государственная власть, олицетворявшая господство класса феодалов, прежде всего во имя собственных интересов осуществляла и оборонительные функции, так как от их эффективности в значительной степени зависело освоение природных богатств Сибири.

Наконец, в 1969—1972 гг. вышел двухтомник «Русско-китайские отношения в XVII веке», подготовлен ный Н. Ф. Демидовой и В. С. Мясниковьш. В это фундаментальное издание вошли документы, отражающие не только историю ранних русско-китайских отношений, но и самые разные аспекты политической и экономической истории русского Приамурья.

В обширных очерках-введениях «Становление связей Русского государства с Китаем» и «Вторжение маньчжуров в Приамурье и Нерчинскии договор 1689 г.» прослежены главные этапы движения русского народа к берегам Тихого океана, завершившегося присоединением Забайкалья и Приамурья к Русскому государству, рассмотрен вопрос о границах Минской и Цинской империй в XVII в., выявлены характерные особенности русско-китайских и русско-маньчжурских контактов в течение столетия, подвергнуты детальному анализу обстоятельства, при которых маньчжуры вторглись в Приамурье, открытое, исследованное и освоенное русскими казаками и крестьянами. Статейный список Ф. А. Головина, текст Нерчинского договора от 29 августа 1689 г. на русском языке и переводы маньчжурского и латинского текстов этого договора, биография Лантаня, записки Т. Перейры, записки Ф. Жербийона, включенные во второй том издания, неоспоримо свидетельствуют, что «Нерчинскии договор, и в частности его территориальные статьи, был подписан в ненормальной обстановке под угрозой физического уничтожения русской делегации и сопровождавшего ее отряда огромными превосходящими силами маньчжуров» и что «как правовой документ, Нерчинскии договор абсолютно несовершенен»1.

Новым моментом в очерке-введении «Вторжение маньчжуров в Приамурье и Нерчинскии договор 1689 г.» является критический анализ русской дореволюционной и советской историографии узловых проблем русско-китайских отношений и русско-маньчжурского территориального размежевания.

Особенно актуально разоблачение В. С. Мясниковым домыслов и фальсификаций цинской, гоминьдановской и западноевропейской буржуазной историографии.

Таким образом, в целом наша историческая наука располагает рядом ценных исследований, в которых нашли отражение вопросы истории русско-китайских отношений на Дальнем Востоке, анализируются процессы заселения и хозяйственного освоения Приамурья и Приморья с момента их включения в состав России.

Мы ставим своей целью более подробно, чем это делалось до сих пор, исследовать ход изменений в численности и размещении населения Приамурья и Приморья за период с середины XVII в. по 1917 г.

Во второй половине XIX •— начале XX в. население Дальнего Востока, как и всех остальных частей России, учитывалось: 1) путем административно-полицейского учета (отчеты губернаторов); 2) Переселенческим управлением МВД (1896—1917 гг.); 3) разного рода специальными обследованиями (например, обследованием русского и коренного населения в 1868 г.); 4) посредством переписей населения в 1897 и 1915—1917 гг.; 5) церковным учетом (данные о естественном движении православного населения).

Все эти материалы сохранились в ЦГИА СССР, Архиве АН СССР, ЦГАОР СССР и некоторых других архивах нашей страны и использованы нами для более глубокого и всестороннего раскрытия темы.

В заключение автор считает своим долгом выразить признательность сотрудникам архивов за помощь в работе, а также искренне поблагодарить члена-корреспондента Академии наук СССР С. Л. Тихвинского, доктора исторических наук, профессора, заслуженного деятеля науки РСФСР Л. Г. Бескровного, кандидата исторических наук В. С. Мясникова, доктора исторических наук Б. П. Гуревича за полезные советы и пожелания, побудившие его завершить этот труд.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Из истории Приамурского и Приморского краев в XVII—первой половине XIX в.

Как известно, на территории Приамурья и Приморья с древнейших времен, проживали палеоазиатские, монгольские и тунгусские племена, занимавшиеся рыболовством, охотой, скотоводством, земледелием и в течение многих веков сохранявшие свою независимость- Так, раскопки, произведенные в Приамурье и Приморье Дальневосточной археологической экспедицией Института археологии АН СССР под руководством академика А. П. Окладникова, позволили обнаружить следы деятельности человека, относящиеся еще к палеолиту, мезолиту и неолиту. Результаты этих раскопок явились наиболее ранним свидетельством наличия самобытного культурного комплекса в Приамурье и Приморье, резко отличающегося как от арктической приледниковой культуры Сибири, так и от культур Китая (бассейн Хуанхэ). Но этот самобытный культурный комплекс не ограничивался территорией современного Приамурья и Приморья. Как свидетельствуют данные исследований советских и зарубежных этнографов и археологов, он характерен также для современных Северного и Северо-Восточного Китая, Кореи, Японских островов, Сахалина, Курил и «устанавливает широкое распространение палеоазиатского населения как коренного населения этих мест» (Н. В. Кюнер).

Передвижка прототунгусских племен из Забайкалья на Дальний Восток вызвала целый ряд сложных этнических процессов, в результате которых появились народности тунгусоязычных групп, а палеоазиаты продвинулись севернее.

Старинные летописи скупо сообщают о расцвете и распаде древнетунгусских племенных объединений, о занятиях, образе жизни, обычаях охотников, рыболовов, скотоводов и земледельцев, обитавших в бассейнах Сунгари, Уссури и Амура. Особо выделяются в них сведения о мужестве и независимости этих обитателей страны непроходимых гор и лесов. В VII в. н. э. в бассейне Сунгари складывается первое могущественное тунгусское государство Бохай, спустя два века павшее под натиском монголоязычных киданей, а в 1115 г. на политической арене Центральной -Азии появляется полное сил государство чжурчжэней, сокрушившее не только империю киданей, но и Китай, императоры которого с 1125 г. считались вассалами повелителей Цзинь — Золотой империи чжурчжэней. Вплоть до нашествия полчищ Чингисхана Цзинь играла ведущую роль на Дальнем Востоке.

Проникновение китайцев (ханьцев) на территорию южной части современной Маньчжурии (в Ляодун) началось только в III—II вв. до и. э. и не затрагивало тогда даже Центральную и Северную Маньчжурию, не говоря уже о Приморье и Приамурье.

Лишь в XV в., в период с 1404 по 1434 г., вскоре после изгнания монголов из Китая, предпринимается первая попытка распространить политическое влияние Китая на север, и в частности на Амурский бассейн, причем имелось в виду проведение в жизнь традиционной китайской внешнеполитической доктрины «руками варваров обуздывать варваров». Экспедиции Ишиха на Нижний Амур (1411, 1427 и 1432 гг.) должны были укрепить авторитет молодой Минской династии среди воинственных чжурчжэньских племен, но этой цели они не достигли. Коренные племена нынешнего советского' Приморья и Приамурья сумели и тогда отстоять свою политическую и экономическую независимость. Это' нашло свое отражение в описаниях границ Минской империи. Так, например, в широко известном китайском источнике «История Мин» («Минши») в состав Минской империи включалась лишь территория южной части Маньчжурии (Ляодунский полуостров)1.

В конце XVI в. среди племен чжурчжэньского происхождения, обитавших в северной части Ляодунского полуострова, выдвинулся вождь Нурхаци. В 1616 г. он основал маньчжурскую династию Поздняя Цзинь, в 1636 г. при его преемнике Абахае переименованную в Цин. Уже в этот период маньчжуры совершают ряд опустошительных походов против племен, населявших южную часть современного советского Приморья (Южно-Уссурийский край). Так, известны походы 1610, 1611, 1614 и 1615 гг.1, однако это были обычные грабительские набеги, в итоге которых край совершенно опустел, а жители были вырезаны или уведены в плен. Таким образом, эти походы отнюдь не привели к присоединению Южно-Уссурийского края к маньчжурскому государству.

В 1618 г. Нурхаци начал войну с Минской империей за овладение Ляодуном. Затем он вторгся в Корею, а в последующем — на территорию собственно Китая. С 1636 г. на территории Ляодуна стала править династия Цин. В 1644 г. маньчжурам удалось захватить Пекин и Цинская династия воцарилась в Китае.

Занятые войнами с Китаем, маньчжуры, естественно, не могли вести одновременно борьбу за подчинение племен Амурского бассейна.

Таким образом, в первой половине XVII в. в Приамурье и Приморье обитали, как и ранее, независимые племена (дауры, дючеры, натки, гиляки, тунгусы и др.), добывавшие средства к жизни охотой и рыболовством. Лишь дауры и дючеры, проживавшие на Верхнем и Среднем Амуре, занимались также земледелием. На этой территории совершенно отсутствовало какое бы то ни было маньчжурское или китайское население. Владения маньчжуров включали тогда лишь теперешнюю Центральную и Южную Маньчжурию и ограничивались линией пограничных укреплений, носившей название Ивовый Палисад1.

В 40-е гг. XVII в. начинается процесс освоения Приамурья и северной части Приморья русскими землепроходцами. Партии предприимчивых казаков под предводительством В. Д. Пояркова, Е. П. Хабарова, О. Степанова, Н. Р. Черниговского и других в течение крайне сжатого срока привели местное население в русское подданство. Недалеко от устья Амура, при впадении в него р. Амгунь, они дважды, в 1649 и 1669 гг., устанавливали каменные столбы, свидетельствовавшие о включении края в состав России.

Численность и национальный состав коренного населения Приамурья и Приморья в 40—50-е гг. XVII в. определены в капитальных работах Б. О. Долгих3. По его данным, всего здесь и на Сахалине проживало 40,7 тыс. чел., в том числе в Приамурье — 32,3, в Приморье — 4,0 и на острове Сахалин — 4,4. р. Дауры, принадлежавшие к монгольской лингвистической ветви, обитали по обоим берегам Амура. Их западный предел проходил у устья р. Ольдоя, несколько ниже слияния Шилки и Аргуни, а восточный — несколько ниже устья р. Зеи. Проживали они также и вверх по р. Зее, примерно до устья Умлекана.

Дючеры, говорившие на языке тунгусской лингвистической ветви, вероятно близкие по языку к нанайцам и ульчам, проживали тогда по обоим берегам Амура ниже дауров, а также в низовьях p. Сунгари и Уссури. Это была довольно многочисленная народность.

Еще ниже по Амуру размещались предки современных нанайцев и ульчей. По языку они тоже относятся к южной ветви тунгусской группы.

В самых низовьях Амура обитали нивхи, которых русские в XVII — начале XX в. называли гиляками. Кроме того, нивхи занимали также о. Сахалин. Тунгусы (эвенки, манегры) кочевали по горным хребтам бассейна Амура и по р. Амгуни. Впоследствии амгуиьские тунгусы образовали небольшую народность негидальцев. В Уссурийском же крае в XVII в. жили близкие к тунгусам орочи и удэгейцы.

Русские землепроходцы — казаки и пришедшие вместе с" ними земледельцы-крестьяне, заняв Приамурье, начали застраивать и обживать этот край. По Амуру и его притокам они основали остроги и зимовья среди которых особенно были известны Албазин (1665 г.), Ачанский (1651 г.), Кумарский (1654 г.), Косогорский (1655 г.).|В актах 60—80-х гг. XVII в. упоминается более двадцати крестьянских слобод, деревень, заимок: Покровская, Усть-Аргунская, Перелешина, Игнашина, Паново, Монастырщина, Озерная, Андрюшкино (в 140 верстах ниже Албазина) и др.1. Началось пионерное освоение и заселение края русскими людьми. В 80-е гг. в Приамурье, по неполным данным, было уже около 800 русских пашенных крестьян, казаков и промышленников — по масштабам Сибири XVII в. цифра весьма значительная. Как утверждает В. А. Александров, «к 80-м годам Амурский район оказался наиболее заселенным по сравнению со всем Забайкальем»2. Успехи в освоении Приамурья привели к тому, что Албазин-ский уезд снабжал хлебом Забайкалье и другие районы Восточной Сибири.

Местное население признало власть России и стало регулярно платить ясак русскому царю. Известно, что еще Хабаров в 1652—1653 гг. принял в русское подданство дауров, дючеров и натков. Его преемник служилый человек Онуфрий Степанов собирал ясак с населения всего Амура, а также низовьев рек Сунгари и Уссури. Об этом свидетельствует сохранившаяся в ЦГАДА рукописная книга «163 году (т. е. 1655 г.) ясачные даурские и дучерские и гилятцкие земли... приказного человека Онуфрия Степанова».

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11