Курсовая работа: П.А. Валуев как министр внутренних дел в правительстве Александра II

В 1834 г. Валуеву было пожаловано звание камер-юнкера. С начала 1836 г. он прикомандировывается к М. М. Сперанскому, работавшему по кодификации законов, а в 1838 г. переводится во II отделение собственной е. и. в. канцелярии. В конце 30-х годов в Петербурге Валуев сходится с группой аристократической фрондирующей молодежи (гр. К. В. Браницким, П. А. Шуваловым, А. А. Жерве, А. А. Столыпиным, кн. П. В. Долгоруким и другими), известной под названием «кружка шестнадцати», в который входил и М. Ю. Лермонтов.

В 1845 г. Валуев назначается чиновником особых поручений при рижском генерал-губернаторе Е. А. Головине. Сочувственно относясь к существовавшим в прибалтийских губерниях немецким порядкам, обладая внешним лоском, отлично владея европейскими языками, Валуев приобретает большие симпатии местного дворянства. По воспоминаниям современников, П. А. Валуев …имел вид доброго, ласкового человека, с гармоническим голосом и «округленными» манерами. Он знал несколько языков, обладал светлым, образованным умом и талантом оратора, и «был проникнут чувством справедливости и правосудия».

В 1852 г. Валуев получает чин действительного статского советника, в 1853 г. назначается курляндским гражданским губернатором.

В сентябре 1855 г. он пишет записку «Дума русского во второй половине 1855 г.», в которой подвергает критике существующий порядок государственного управления. Благоприятствует ли развитию духовных и вещественных сил России нынешнее устройство разных отраслей нашего государственного управления?»,— задает вопрос Валуев. «Отличительные черты его,— отвечает он,— заключаются в повсеместном недостатке истины, в недоверии правительства к своим собственным орудиям и пренебрежении ко всему другому. Многочисленность форм составляет у нас сущность административной деятельности и обеспечивает всеобщую официальную ложь. Взгляните на годовые отчеты: везде сделано все возможное, везде приобретены успехи, везде водворяется если не вдруг, то по крайней мере, постепенно, должный порядок. Взгляните на дело, всмотритесь в него, отделите сущность от бумажной оболочки, то, что есть, от того, что кажется, и — редко где окажется прочная плодотворная почва. Сверху — блеск, а внизу — гниль».[29]Эту записку Великий князь Константин Николаевич назвал «замечательной» и даже цитировал ее в своем знаменитом приказе управляющему морским ведомством вице-адмиралу барону Врангелю, с просьбой «сообщить эти правдивые слова всем лицам и местам морского ведомства», от которых он требовал «не похвалы, но истины». Ляшенко оценивает записку как резко критическое сочинение и замечает что, «Петр Александрович, разделяя некоторые их взгляды, все же не сделался верным соратником и единомышленником высокопоставленных реформаторов».[30]

В начале 1859 г. Валуев назначается директором III департамента Министерства государственных имуществ — департамента сельского хозяйства. Таким образом, он управляет двумя департаментами из четырех. Кроме этого, он председатель Ученого комитета Министерства. Валуев становится буквально правой рукой министра М. Н. Муравьева, который, благоволя своему помощнику, добивается для него ряда существенных благ.[31] Прибыв в Петербург, Валуев, по свидетельству С. Д. Шереметьева, «быстро освоился и увидел, на чьей стороне перевес и где легче составить себе то положение, которого он добивался», да и взгляды Валуева, видимо, расходились со взглядами М. Н. Муравьева, который впоследствии горько сожалел о своем выборе. К тому же Валуев был известен Великому Князю по вышеупомянутой записке. Итак, поддерживаемый и либералами и консерваторами, Валуев в 1861 г. становится во главе Министерства внутренних дел.

Политические воззрения П. А. Валуева весьма сложны. Валуев не примыкал целиком ни к одной из правительственных группировок: ни к либеральным бюрократам — сторонникам буржуазных преобразований, ни к реакционерам-крепостникам.

Характеризуя свои взгляды, Валуев в примечаниях к дневнику в 1868 г. писал: «Я был слугою и защитником самодержавных прав верховной власти вместе с кн. Гагариным и гр. Паниным; но разумел самодержавие иначе, чем кн. Гагарин и гр. Панин. Я оберегал все коренные права правительства вместе с ген. Чевкиным, но разумел иначе, чем, он, и круг этих прав и достоинства правительства. Я соглашался с Головниным насчет необходимости свободы печати, но не разумел под этою свободой полного простора для развития материализма и демократической пропаганды…Я делал улучшения быта православного духовенства и ограждения достоинства православной церкви, но, стремясь к предоставлению ей большей независимости от гражданской власти, я в то же время желал и ограждения прав других вероисповеданий, и предоставления всем русским подданным полной свободы совести. Наконец, по делам Царства Польского и Западного края я искал, вместе с многими другими, нового исхода, новых путей, но постоянно сознавал внутреннюю связь этих дел с делами империи, и уже в 1861 году говорил, что польский вопрос разрешим не в Варшаве, а в Москве и Петербурге».[32]

Будучи непреклонным сторонником самодержавного образа правления, Валуев вместе с тем считал необходимым заключить императорскую власть в рамки законности, а также расширить ее социальную базу. С этой целью Валуев полагал привлечь к участию в политической жизни консервативные, охранительные элементы, предоставить некоторые права отдельным нерусским национальностям (немцам, полякам) в целях завоевания симпатии среди них, но в то же время выступал решительным противником развития украинской национальной культуры.[33] «…его симпатии вообще клонились более к полякам, немцам, ко всему иностранному, чем к своему русскому, более к аристократии, чем к демократии»[34]. «Я был министром на европейский лад, — писал о себе Валуев, — никогда не признававшим правила: вместо разума — желание, и никогда не стремившимся к безусловному сохранению некоторых условий нашего государственного быта. Я один так думал, чувствовал и действовал. Не в первый раз замечаю, что это осталось частью недосмотренным потому только, что считалось слишком неправдоподобным. Точно также никто не заметил главного различия между министрами и мной. Я мог бы завтра быть министром в любой европейской стране, пожалуй, плохим министром, но я мог им быть. Никто из моих товарищей не мог бы со дня на день быть министром, хотя бы в Бадене, так как им пришлось бы перевернуться наизнанку, а мне — только сбросить часть оболочки»[35].

О первых годах его службы в должности министра внутренних дел оставил воспоминания близко его знавший А. Д. Шумахер, который тогда был директором хозяйственного департамента. Он писал, что Валуев, «став во главе МВД, никогда не решался провести задуманную реформу в необходимой для ее успеха законченности, и останавливался на полумерах». Происходило ли это от доброты Валуева или от его нерешительности, но он очень чутко прислушивался к чужим мнениям. У него была специальная папка, в которой он хранил записки и прошения не только сановников и лиц императорской фамилии, но даже фрейлин и камердинеров. Иногда, уже приняв решение по какому-нибудь делу, он вдруг вспоминал про одну из записок, вынимал ее из папки и решал дело в противоположном направлении. Причем, естественно, бывало, что просители и сами не знали, о чем просят и даже, иногда специально указывали, чтобы поступали по закону. Когда Валуев отправлял официальное предложение губернатору, он обычно писал ему от себя особую записку, в которой объявлял, что если губернатор найдет неудобным исполнить требование министерства, то он «может и не стесняться им». Граф Д. Н. Толстой, назначенный Валуевым на должность директора департамента полиции, просил министра сказать, в чем, собственно, заключается его программа, но получил лишь «туманные конфиденциальные разговоры».

Милютин отмечает что Валуев «умел превосходно отделываться округленными фразами с риторическими украшениями, сглаживать всякие шероховатости, разводить все бесцветной водой и приводить самые важные вопросы к нулю…эта именно способность, развитая в тогдашних государственных дельцах привела к тому, что в самых важных обстоятельствах не умели принимать мер…»[36] А. К. Толстой в своем памфлете «Сон Попова» рисует в лице министра, к которому явился во сне на прием статский советник Попов, Валуева. Образ Валуева дан здесь весьма удачно. Разносторонне образованный, «просвещенный консерватор», как его называл Д. А. Милютин, показан демагогом, краснобаем, типичным представителем политики лавирования.[37]

Таким образом, в глазах современников Валуев выступает как человек нерешительный и даже мягкий, склонный более к словам, чем к действиям, причем ряд авторов подчеркивает, что говорил он, по сути, ни о чем.

Сам Валуев пишет в дневнике: «Я говорю, что «настаивать не счел удобным»…легко может показаться, что именно мне следовало настоять…Быть может, в некоторых случаях результат был бы более удовлетворительный. Но большею частию я думаю, что я поступал правильно. Всякий человек…должен пребывать сам себе верным….Я постановил себе правилом никогда не рассчитывать на мгновенные или мимолетные впечатления и позволения государя. Я никогда не хотел… «вырывать» высочайших повелений. Вообще не в моей природе, что либо брать «нахрапом». Государь знал мои обычные приемы…он равным образом знал, что…я уступчив в отношении к отдельным случаям, но никогда не уступаю в отношении к общим началам»[38]

Ляшенко отмечает частые колебания Валуева и его политику лавирования, он пишет, что для понимания государственной деятельности Валуева необходимо иметь в виду его «карьеризм, угодничество, в первую очередь перед императором, а также перед «сильными мира сего»[39], что и обусловливало его политику лавирования. Сложность, двойственность позиции Валуева проистекала не только от неоформленности его взглядов, но и от неоднозначного характера самих александровских реформ. Ведь их цель вполне может быть понята и как веха на пути гражданского раскрепощения общества, и как отчаянный способ сохранения российской монархии в ее неизменном виде. Суть многократно пережитой Петром Александровичем драмы заключалась в выполнении дел, заведомо им не вполне или даже вовсе неодобряемых. «Это была обычная для чиновничьего мира драма самоуничижения личности, «закабаленной служить», реже – драма осознанного примирения с реальностью, которую ни правителям нашим, ни нам переделать не дано».[40]

Колебания Валуева в тех или иных вопросах политики являлись в какой-то степени отражением колебаний самого Александра II. В «Колоколе» остроумно было замечено, что Валуев, как известно, «флюгер, направляемый ветром придворным». Стремление идти в кильватере «его императорского величества» требовало постановки «парусов по ветру».[41]

Валуев был хорошо образованным и трудолюбивым человеком, прекрасно говорил по-русски, что являлось большой редкостью среди высших сановников империи. Кроме того, он был хорош собой: высок ростом, сановит, всегда по последней моде одет, умел прекрасно держаться в любом обществе, что для министра внутренних дел было весьма важно.[42]
Ряд историков положительно оценивают личность Валуева, например С. В. Римский, считает, что оценка Валуева в современной историографии весьма далека от истины. Сам он видит его выдающимся политиком, устремленным на реформы[43]. Отличительными чертами Валуева, по мнению историка В.Г. Чернухи, были широкое образование, поразительная работоспособность, умение улавливать и веяния времени, и настроения верховной власти. «Граф П.А. Валуев – государственный деятель новой для России формации» - говорит он. [44] Зайончковский пишет: «Валуев, бесспорно, принадлежал к числу наиболее образованных государственных деятелей. Непреклонный сторонник дворянских привилегий, он вместе с тем понимал задачи экономического развития России.»[45]

Все таки, несмотря на расхождения среди историков наиболее вероятной представляется точка зрения, согласно которой Валуев следовал политике лавирования пытаясь угодить воззрениям императора и его приближенных, но это не означает, что Валуев являлся человеком, не имеющей собственной точки зрения, как будет показано в следующей главе он повлиял на ход реформ 1860х годов.

Глава III. Деятельность Валуева на посту министра внутренних дел

23 апреля 1861 г., Валуев был назначен управляющим министерством внутренних дел, а в конце того же года утвержден в этой должности. В бытность Валуева на посту министра внутренних дел хотелось бы отметить проведение двух наиболее важных реформ, в которых сам Валуев принимал деятельное участие: земская реформа(1864) и цензурная реформа(1865). Так же важнейшей задачей для министерства внутренних дел на тот период являлось проведение в жизнь Положения 19 февраля 1861года об отмене крепостного права.

Для понимания деятельности Валуева на посту министра необходимо учитывать его взгляды, имевшие продворянскую направленность, он отличался стремлением защитить экономические права поместного дворянства, попранные, по его мнению, авторами крестьянской реформы. Так он уже на первых порах ведет борьбу с либеральными губернаторами и той небольшой группой мировых посредников, которые не защищали узкосословные интересы помещиков. Проводя в жизнь Положение 19 февраля и принимая ряд мер к ускорению составления уставных грамот и перевода крестьян на обязательный выкуп, Валуев все же неизменно выступал защитником узкосословных интересов дворянства. Так, по его указанию, введение в действие уставных грамот могло осуществляться и без согласия крестьян, если они при этом не сделали «никаких законных возражений». Он увольнял либерально настроенных мировых посредников, заменяя их более благонамеренными.[46]

Валуев — инициатор закона 27 июня 1862 г., предоставлявшего помещикам право переводить своих крестьян на выкуп при условии отбывания ими барщинных повинностей. (По Положению, перевод крестьян на выкуп мог осуществляться лишь в том случае, если они предварительно были переведены на оброк.) Тем самым помещикам предоставлялась возможность продлить выгодную для них барщинную систему.[47]

Таким образом, можно утверждать, что эта буржуазная, по сути, реформа носила половинчатый, незавершенный характер, так как всяческими способами затруднялся перевод крестьян на выкуп и создавались условия, при которых пережитки крепостничества могли сохраняться долгое время. Позиция самого Валуева в этом вопросе целиком соответствовала позиции правящей консервативно настроенной верхушки и самого императора.

Второй не менее важной задачей, стоявшей перед Министерством внутренних дел, являлась разработка проекта закона о земских учреждениях. Валуев лично возглавил Комиссию о губернских и уездных учреждениях, он переработал проект и усилил его продворянскую направленность. Валуев не сочувствовал принципу всесословности и всячески стремился в то время поддержать и укрепить престиж и преобладание дворянского сословия, поколебленные отменой крепостного права. Однако отказаться вполне от принципа всесословности он в то же время уже не решился, а попытался лишь дать преобладание дворянству в земских учреждениях при помощи некоторого понижения ценза, для лиц дворянского сословия.[48]

 По сравнению с первоначальным проектом, значительно сокращалось представительство крестьянства. Городские низы вообще исключались из числа избирателей. Кроме того, в проекте, подготовленном под руководством Валуева, земские учреждения были полностью отделены от администрации. В отличие от Н.А. Милютина, П.А. Валуев исключал будущие земские учреждения из числа местных правительственных инстанций; земства он называл «особым органом» государственной власти. Смысл «особого» статуса будущих земских учреждений в системе государственной власти, равно как и их права, раскрывался в проекте весьма туманно. С точки зрения Валуева, он заключался, прежде всего, в том, что правительство наделяло земские учреждения частью принадлежащих ему полномочий. Следовательно, за правительством предполагалось оставить право произвольного вмешательства в дела местного самоуправления. [49] Валуев так же полагал, что разделение избирателей на курии имеет в основе не сословный, а имущественный характер. В его объяснительной записке к проекту говорилось, что «сословное деление, доселе признаваемое и принятое законом, было бы неудобно в приложении к земским учреждениям, имеющим в принципе не сословные, но общие, хозяйственные интересы известных местностей».[50]

Вышеизложенное заставляет прийти к следующему выводу. П.А. Валуев, как защитник интересов класса помещиков, считал необходимым предоставить дворянскому сословию привилегии при выборах в земские собрания, и наоборот, по возможности сократить представительство крестьянства. В этом плане министр остается верен своим убеждениям. Следует обратить внимание и на то, что реально земствам не давалось существенных полномочий. Руководящим началом, по его мнению, мог быть только имущественный интерес, материальная заинтересованность в земских делах. Куриальная система при наличии имущественного ценза должна была обеспечить интересы частной собственности в местных, земских, хозяйственных делах.

Отношение Валуева к земской реформе может быть понято только в связи с оценкой им политического положения в стране. Свои взгляды он изложил в записке шефу жандармов кн. В. А. Долгорукову — «О внутреннем состоянии России» — от 22 июня 1862 г., в которой дается довольно подробный анализ внутреннего положения страны и намечаются пути укрепления монархии. «Правительство,— писал Валуев,— находится в состоянии изоляции,— внушающей серьезную тревогу всем, кто искренно предан императору и отечеству. Дворянство, или то, что принято называть этим именем, не понимает своих истинных интересов, недовольно, возбуждено, несколько непочтительно, раздроблено на множество различных течений, так что оно нигде в данный момент не представляет серьезной опоры. Купечество мало вмешивается в политику, но оно не пользуется доверием и не оказывает никакого полезного воздействия на массы. Духовенство содержит в самом себе элементы беспорядка; впрочем, оно не поддержало никакого прогресса и обладает влиянием только в качестве оппозиции или когда имеет тенденцию принести вред. Крестьяне образуют более или менее независимую или беспокойную массу, подверженную влиянию опасных иллюзий и несбыточных надежд.[51]

Вопрос о структуре земских учреждений определился в самом начале работы и не вызвал существенных расхождений ни в самой комиссии, ни в государственном совете. Заведование земскими делами уездов и губерний должно быть вверено самому населению уезда и губернии на том же основании, как хозяйство частное предоставляется распоряжению частного лица, хозяйство общественное — распоряжению самого общества. Отчасти результатом поверхностного отношения комиссии к этому предмету явилось и его неудовлетворительное разрешение. Первоначальные соображения о земско-хозяйственном управлении пытались, прежде всего, определить, что такое «земские дела». «Губернии и уезды как самостоятельные хозяйственные единицы имеют свои отдельные, местные интересы, свои земские дела; дела эти должны быть вверены местному (земскому) самоуправлению губерний и уездов, осуществляющемуся в земских учреждениях».[52]

Земским учреждениям вверялись дела, имевшие лишь хозяйственное значение. В этой заботе правительства о том, чтобы земские учреждения не выходили из границ чисто хозяйственной деятельности, видна, с одной стороны, боязнь политической активности земских деятелей, с другой стороны — желание занять умы общества практическими делами, отвлечь их от политического, оппозиционного направления мыслей.

В этом четко наблюдается «эволюция взглядов» комиссии в сторону все большего ограничения прав земских учреждений, последние были лишены самостоятельности даже в пределах отведенной им узкой компетенции. В этом в большой степени проявилась позиция самого Валуева. Земские собрания и управы не получали в проекте никакой исполнительной власти для осуществления своих постановлений и в этом отношении должны были всецело зависеть от действий исполнительной полиции

Таков был ход правительственных работ по выработке проекта земских учреждений и основные принципы созданного комиссией проекта. Земская реформа должна была, по мнению П.А. Валуева, «явиться дополнительным орудием для успокоения общества посредством переключения его от политических интересов к местным хозяйственным интересам»[53].

В марте 1862 г. Валуев представил государю доклад, в котором изложил главные основания своего законопроекта. Александр II внес проект Валуева в Совет министров, а затем — на обсуждение особого совещания, составленного из ряда ключевых министров и главноуправляющих, под председательством вел. кн. Константина Николаевича[54]

Составленный комиссией проект Положения о земских учреждениях, а так же Наказ земским учреждениям и Временные правила о земских повинностях в конце марта были отправлены на заключение главноуправляющего II отделением канцелярии е. и. в. барона М.А. Корфа М.А. Корф предлагал создать органы по управлению местными делами вообще; он считал, что, дав слишком мало, правительство не успокоит общество, а только вызовет его разочарование. Из II отделения собственной е. и. в. канцелярии документы вновь поступили в министерство внутренних дел. А уже в мае 1863 года проекты были представлены П.А. Валуевым в государственный совет, который отверг многие из существенных его положений. Проект обсуждался в течение августа, сентября и октября 1863 года. Дело подготовки реформы угрожало затянуться на неопределенный срок. Между тем политическая обстановка в стране продолжала оставаться напряженной. Работа Государственного совета протекала в самый разгар польского восстания, которое весной 1863 года перекинулось в Литву, Белоруссию и на Западную Украину. В результате 1 апреля 1864 года указом Сенату император возвестил, что «признав за благо призвать к участию в заведовании делами, относительно до хозяйственных польз и нужд каждой губернии и каждого уезда, их население, посредством избираемых от оного лиц, он находит составленные МВД, на указанных им началах, проекты постановления об устройстве особых земских, для заведования упомянутыми делами, учреждений соответствующими своим намерениям»[55].

Таким образом, подготовка проекта Земской реформы показали всю противоречивость и сложность изменений в сфере местного управления. Земская реформа также носила незавершенный характер, так как фактически земства как органы местного самоуправления не имели реального влияния, были сильно ограничены и могли осуществлять свою деятельность только под контролем государства. Сам Валуев проявил здесь себя как умеренный консерватор, действующий в интересах, прежде всего помещиков, он рассчитывал на то, что эта реформа будет способствовать снятию напряжения в обществе, и при этом отстоять интересы помещиков.

1 января 1864 года было принято «Положение о губернских и уездных земских учреждениях». Земства вводились только в великорусских губерниях, в которых преобладало русское дворянство. Все места, ведавшие до 1864 года делами о земских повинностях, упразднялись. Выборы в земские учреждения проводились на трех избирательных съездах – от трех избирательных курий. [56]Положение 1864 года не содержало четкого определения функций земств. Основной их задачей считалось упорядочение выполнения земских повинностей.

Страницы: 1, 2, 3