Дипломная работа: Политическая ссылка в Олонецкой губернии второй половины ХІХ в.

Крестьяне получали в полную собственность, без выкупа, всю землю, какая находилась в их пользовании, а также и ту, которую помещики незаконно захватили у них в последние годы. За крестьянами сохранялись сервитуты - право охоты и рыбной ловли, разработки недр на отведенном им земле, а также право "пропинации" - торговли спиртными напитками (оно ранее было монополией помещиков). Земельными собственниками крестьяне становились сразу - без переходного периода и без уплаты выкупа. Помещики получали за уступаемую крестьянам землю вознаграждение от государства в размере ее рыночной стоимости.

1.3 Социальный и национальный состав

Образ репрессий после восстания, относительно статистических данных, в том числе касающихся лиц, приговоренных к смертной казни, осужденных на каторжные работы и сосланных административно на поселение, опирается в значительной степени на гипотетических, оценочных расчетах. Неполное число приговоренных к смертной казни, на которых приведено приговор в исполнение, составляет 669 лиц.

Число повстанцев, принудительно призванных в царскую армию, неизвестно. Число политических ссыльных оценивается на 38 тыс. Из этого 38 % ссыльных приходится на лица, происходящие из Царства Польского (14 тыс.), 57 % из Литвы и Белоруссии (21 тыс.) и 5 % из Украины (2 тыс.).

Для остальных определено разные формы поселения. Как писал Стефан Кеневич, автор обширной монографии восстания, среди каторжников из так называемой исторической Литвы преобладала шляхта(дворянство), среди каторжников из Королевства лица из более низких, податных сословий.

Изучая социальный и этнографический состав Олонецкой губернии можно провести небольшое исследование, обратившись к архивным источникам Национального Карельского архива. Для этого используем документы, которые включают в себя данные по ссыльному контингенту. К этим документам относятся:

Канцелярия олонецкого губернатора (1780-1919 гг.): оп. 36, д. 91/1 - "Ведомость о лицах, состоящих под надзором полиции в Олонецкой губернии за 1864 г.", оп. 67, д. 1/2 - "Ведомость о лицах, состоящих под надзором полиции за в Олонецкой губернии 1868 г.", оп. 67, д.1/3 - "Ведомость о лицах, состоящих под надзором полиции за в Олонецкой губернии 1869 г.", оп. 67, д. 1/4 - "Ведомость о лицах, состоящих под надзором полиции за в Олонецкой губернии 1872 г." по лицам, содержащимся в ссылке Олонецкой губернии .[33]

Во-первых, обратим внимание на численность населения Олонецкой губернии.

Если она в 1835 г. включала в себя около 171,7 тыс. чел., то в 1897 г. - 208, 1 тыс. чел. Из-за ссыльных население увеличилось значительно, любой прирост населения такого бы не дал.

Во-вторых, территория, с которой направлялись ссыльные - это Люблинская, Плоцкая, Августовская, Радомская губернии, в настоящее время Польша; Виленская, Ковенская губерния – на данный момент Литва; Киевская, Волынская, Подольская, Винницкая губернии – в настоящее время Украина; и Витебская, Могилевская, Минская губернии – современная территория Беларуси.

Олонецкая губерния с 1860 года по 1870 год пополнилась различными национальностями, такими как, поляки, белорусы, украинцы, литовцы. Так как уже с 1930 года разрешался брак между карелами и русскими, соответственно, другими национальностями, пошла ассимиляция населения .

Для примера, в подтверждение моих слов, приведем несколько фамилий из архивных данных национального Карельского архива :

Хан Фердинанд - мещанин. Национальность - поляк.

Хрущевич Франц - дворянин. Национальность - поляк.

Черниховский Ипполит - дворянин Киевской губернии. Национальность, украинец.

Чернявский Яков - крестьянин. Национальность – поляк.

Шукановский Норберт – ксендз, духовное лицо, представитель католической церкви. Национальность - поляк.

Щенснович Люциан – чиновник. Национальность – поляк.

Из этого следует, что политическая ссылка в Олонецкую губернию приобрела черты многонационального характера. Социальный состав ссыльных так же разнообразен.

1.4 Условия содержания политических ссыльных

Количество ссыльных поляков в Олонецкой губернии дошло до 300 человек, сюда же выслано было 700 семей кавказских горцев.

Из-за большого количества людей, не хватало места в домах и острогах.

Началась серьезная борьба революционеров и самодержавной властью.

В шестидесятых городах девятнадцатого столетия правительство издает циркуляцию и инструкцию для губернаторов и полиции, в которых устанавливается определенный порядок надзора за лицами, обнаружившими вредные политические стремления[34].

Каждый циркуляр, каждая инструкция имела своей целью ухудшить общее положение, стеснить даже личную жизнь политических ссыльных.

На месте ссылки высылаемые должны были жить в определенном поселении и не имели права без разрешения полицейской власти отлучаться за черту города или деревни.

Определено было даже время возможного отсутствия с квартиры не свыше двенадцати часов в сутки.

Политические ссыльные обязаны были ежедневно являться в местное политическое управление и расписываться в специально для этого заведенной книге, чтобы начальство знало, что они не сбежали. В противном случае полиция всегда имела право проверить местонахождение поднадзорного. Независимо от этого и полиция и жандармы в любое время дня иночи могли делать обыски и заходить в квартиры для наблюдении за поведением политических ссыльных.

И этим правом усиленно пользовались, когда хотели. Полиция была настолько невежественна, что при обыске, забирала все, казавшееся ей подозрительным (особенно подозрительным являлись записки, так как привлекали особое внимание).

Политические ссыльные не имели право заниматься ни государственной, ни общественной службой, кроме того им категорически воспрещалось:

Всякая педагогическая деятельность

Обучение каким-либо искусствам и ремеслам

Чтение публичных лекций

Участие в публичных заседаниях ученых обществ

Участие в сценических представлениях

Вообще всякая публичная деятельность

Содержание типографий, библиотек и кабинетов для чтения

Занятие фотографией

Запрещалась поднадзорным и охота с применением стрелкового оружия, которое при обнаружении подлежало немедленной конфискации. Политссыльные не имели право покидать обозначенную территорию. Всякая отлучка за означенную черту считалась за побег и виновные привлекались к судебной ответственности по какой то мифологической статье не существующего закона. Приходилось отсиживать в тюрьме или платить штраф.

Отчеты и рапорта уездных исправников на имя Олонецкого губернатора раскрывают мрачную картину жизни польских политических ссыльных в Олонецкой губернии. Главной проблемой для сосланных было их бедственное, а подчас и полунищенское положение в незнакомом краю. В случае, если сосланный не мог себя содержать в ссылке за свой счет, чаще всего с доходов имения, казной назначалось денежное содержание: 15 копеек в сутки на проживание и 1 рубля 50 копеек в месяц для оплаты снимаемого жилья.

Такой объем содержания при существовавших тогда в Олонецкой губернии, фактически принуждал сосланных к постоянным просьбам на имя олонецкого губернатора о дополнительном денежном вспомоществовании. Не всегда, впрочем, эти прошения удовлетворялись в силу отсутствия соответствующих законов, буквы которых неуклонно держались чиновники Олонецкой губернии.

Бедственность положения ссыльных отягощалась еще и тем, что для них по различным причинам фактически отсутствовала возможность собственным трудом или службой поправить свое материальное положение. Причиной могла быть невозможность работать в силу болезней, развитие которых лишь провоцировалось влиянием сурового северного климата на непривычных к нему жителей южных областей.

Ярким свидетельством такого положения вещей является судьба дворянина Ковенской губернии Киприана Пушко, сосланного в Олонецкую губернию в июле 1863 г., который долгое время страдал размягчением спинного мозга, частичным параличом нижних конечностей и, в конце концов, умер в пудожской земской больнице в августе 1868 г .

Сложность в нахождении работы также была связана с трудностями в контакте с местным населением. К примеру, из прошения на имя Олонецкого губернатора от дворянина Ковенской губернии Владислава Загорского следует, что найти какую-либо службу в г. Каргополе не представлялось возможным в силу «недоверчивости здешних жителей».

Такое положение отягощалось также жестким правительственным контролем, а также некоторыми ограничениями в переписке и общении с родными и друзьями. Особенно настороженно уездная администрация и полиция относились к польскому духовенству сосланному в Олонецкую губернию.

Особая политическая роль польского духовенства объяснялась его традиционной социальной активностью, а также более высокими, чем у польской шляхты, образовательным уровнем и политическим кругозором. Такое особое отношение местных властей к польским священнослужителям видно из весьма точной фразы, приведенной в письме ксендза Казимира Порафинского брату по поводу возможности возвращения из ссылки в г. Повенце на родину: «…Наше возвращение зависит от известных религиозно-политических планов, которыми определена продолжительность нашего здесь пребывания…» [35].

Подводя итог первой главы, следует отметить, что изучение истории ссылки участников восстания 1863-1864 годов, в том числе их высылки в Олонецкую губернию, несомненно, важно. Потому как Россия и Польша имеет общую историю, историю взаимоотношений, пусть и не всегда дружественных.

Наша страна всегда принимало активное участие во всех разделах и изменениях Польского государства. История определила так, что Польша находилась под влиянием нашей страны и в дальнейшем (СССР вторая половина ХХвека).

Все это повлияло на население польских граждан, породило негативные стереотипы в отношении враждебности России. Бытовало мнение среди поляк о том, что целью нашего государства на протяжении веков являлось уничтожение польского народа и свержение его государственности.

Более того, даже на современном этапе, польская общественность представляет как и XIX веке, ужасающие условия жизни сосланных в Сибирский край польских политических заключенных. При этом они часто ошибочно отождествляют любой другой вид ссылки с сибирской каторгой.

Глава 2. Вклад в развитие Олонецкой губернии польских политических ссыльных

2.1 Основные направления деятельности политических ссыльных

В своих воспоминаниях каторжане преимущественно писали об организации быта и внутреннего распорядка каторги и ссылки, отношениях с уголовными заключенными и администрациями тюрем, каких-то внутренних брожениях внутри ссыльного общества и так далее. Связям с волей, с действующими революционными организациями, практически не уделяется внимания.

В первую очередь каторжане интересуются не ситуацией в центре России, а положением в ближайшей тюрьме. Так, например, каторжанки Нерчинской женской каторги вели активную нелегальную переписку с заключенными из тюрьмы в Горном Зерентуе, тогда как письма в Европейскую часть России или региональные партийные организации обычно проходили через цензурный контроль тюремных администраций.

Существовали правила, при которых следовало содержать поляков обособленно и не смешивая с остальными политссыльными - «отдельно от других арестантов и с ними не смешиваться»[36].

Более того, в соответствии с Высочайшим повелением от 16 ноября 1863 г. предполагалось «всех поступающих в арестантские роты польских мятежников подчинить непосредственно попечителям роты»[37].

Попечители должны были разделить политзаключенных на две группы по физическим данным и по состоянию здоровья. К первой группе относили тех преступников, которые не отличались хорошим здоровьем, но обладали каким-либо образованием. Ко второй категории относились преступники крепкого телосложения, но безграмотных. Собственно по этим критериям и велось распределение работ[38].

Общественные работы в условиях ссылки считались своего рода одним из условий исправления политзаключенных. Начальник роты был лично ответственен за обучение арестантов новым видам деятельности[39].

Обязательным считалось наличие в роте таких рабочих специальностей, как столяры, маляры, стекольщики, кузнецы, слесари, кровельщики, каменщики, мостовщики улиц булыжным камнем, штукатуры, печники, плотники, и др.

Считалось важным, чтобы каждый осужденный по возможности освоил как можно больше. Ротный командир должен был также следить, чтобы[40].

Строительный комитет выполнял распределительную функцию ссыльных на различные виды работ, данное решение так же зависело от начальника роты.

Работа проводилась шесть дней в неделю, субботний день работали до обеда, потому как суббота считалась банным днем, и всех арестантов отправляли в баню[41].

Количество заработной платы рассчитывалось каждый год Строительным комитетом или комиссией с утверждением начальником губернии из расчета уменьшения ее на 30% по сравнению с установленной в данной местности оплатой рабочего дня.

Две трети арестантского заработка должны были идти на «пополнение земского сбора», за счет которого содержались арестантские роты; одна треть оставалась в роте для улучшения условий содержания арестантов, показывавших лучшие результаты в исправлении, а также на пособия освобождавшимся. К доходам арестантских рот добавлялось и подаяние, собираемое в кружках, выставленных у дверей занимаемого ротой здания и в одной из местных церквей, причем эти средства можно было использовать только для устройства больницы и для пособий освобождавшимся. На руки арестантам деньги выдавать было строго запрещено[42].

Большую часть работы политзаключенных представляли работы по внутреннему содержанию роты. Организовывались работы по уборке снега, работа в прачечной, приготовление пищи и т.п.

Бывали моменты, когда у основной массы совсем не было работы. Бывшие повстанцы, владевшие каким-либо ремеслом, могли заниматься им в специально созданных при арестантской роте мастерских. При этом, несмотря на запреты, некоторым из них удавалось выполнять частные заказы и оставлять деньги себе[43].

Политзаключенные нуждались в работе. Так как это во многом определяло их дальнейшее существование, потому как не у всех была возможность получать помощь от своих родных и близких. Выдаваемое пособие было крайне скудно, и прожить на него не представлялось возможным. В любом случае работа отвлекала, давала толчок к жизни. Учитывая категорию ссыльных, необходимо заметить, что полит заклюючонные не сколько искали самой работы, сколько дела «по душе». Именно там, в жестких условиях ссылки подчас рождались гениальные произведения.

Разнообразная деятельность ссыльных оказывала влияние не только на хозяйственную, общественную и культурную жизнь края. Влияние ссыльных на общественно-политическую жизнь Сибири наиболее ярко проявилось в их борьбе против самодержавия. Содержание и формы этого влияния изменялись в зависимости от численности и состава политической ссылки, степени развития революционного движения и других факторов. В конечном счете они определялись этапами освободительного движения в России, их характером.

На втором этапе освободительного движения (первый этап - декабристы), когда политическая ссылка по количеству стала более массовой[44], а по составу и характеру - преимущественно народнической, расширились связи ссыльных с местным населением, более разнообразными стали формы их влияния на жизнь в Сибири.

Наряду с просветительской деятельностью ссыльные вели активную борьбу против самодержавия - создавали подпольные кружки и организации, вовлекая в них представителей местной интеллигенции, устраивая с их помощью побеги из ссылки, развернули политическую пропаганду, распространяя нелегальную литературу и рукописные прокламации, используя периодическую печать, заявляли письменные и устные протесты, готовили вооруженные выступления против самодержавия.

Вплоть до конца 19 века женщин по политическим причинам отправляли только в ссылку, однако, в последние два десятилетия в связи с ухудшением политической ситуации в стране их начинают отправлять в ссылку на каторжные работы наравне с мужчинами.

Термин "каторга" происходит от греческого слова "катергон" - "галера"[45]. В конце средних веков преступников часто приговаривали к "галерам". Там они работали гребцами, прикованными цепями к тяжелым веслам. В России подобный вид уголовного наказания впервые применили по указу Петра I от 1699 г. к нескольким жителям города Венева: их отправили в Азов в качестве гребцов на каторгах (в российском флоте так назывались некоторые гребные суда)[46].

Постепенно словом "каторга" стали обозначать все виды подневольного труда, к которым приговаривались осужденные. Заключенных собирали в большие группы (партии) и "гнали по этапу". Этапами назывались пункты, где партии осужденных и их конвой отдыхали во время длительных пеших переходов по грунтовым дорогам. Обычно расстояние между этапами составляло от 15 до 25 км. Часто на этапе строилось или нанималось специальное здание с помещениями для арестантов и конвоя.

Е.П. Клевакин так описывал это путешествие: "Переход партии в 25-30 верст занимал целый день. Через два перехода - дневка. Ночевали и дневали в этапных помещениях, попросту в крестьянских домах, нанятых на этот случай и приспособленных для содержания арестантов. Помещения неудобные, тесные, с миллиардами насекомых.

Таким вот образом убивало бесправное положение пересылаемых по этапу людей. Грубые окрики конвоя при каждом удобном и необходимом случае. Все это действовало угнетающе.

Чтобы легче было, надо было попросту смириться и исполнять все, что приказывает конвой - идти по середине дороги, не заглядываться по сторонам, не разговаривать со встречными и даже между сотоварищами по этапу" [47].

Каторжан гнали в облегченных кандалах из множества соединенных друг с другом колец. Арестанты называли такие кандалы "мелкозвоном". Когда осужденные прибывали на место, в тюрьме их перековывали в кандалы из четырех толстых железных прутьев, соединенных тремя кольцами. К среднему кольцу привязывали ремень, крепившийся к поясу каторжанина.

Несомненно, все ссыльные находились под полицейским надзором.

Тем не менее, в рапорте начальника от 21 сентября 1864 г. отмечалась сложность осуществления надзора и указывалось, что “людей подобного разряда до нынешнего года никогда не присылали и, хотя они состоят под надзором полиции, но состав полиции так ничтожен, что не представляется никакой возможности подробно следить за образом жизни сих людей”.[48]

Часть ссыльных проживала на квартирах; другие - в казармах. Суточное пособие получали далеко не все. Лицам низшего сословия пособие не выдавалось, за исключением признанных нетрудоспособными. Им назначались кормовые арестантские деньги. Ссыльным из дворян, высланным без лишения и ограничения прав и не имеющим собственных средств к жизни, разрешалось выдавать по 15 коп. в сутки.

Лицам из привилегированных сословий, сосланным в Сибирь с лишением прав состояния впредь до прочного устройства их на местах, выдавались арестантские кормовые деньги по 7 коп. в сутки. Следует отметить, что долгое время ссыльные вообще не получали определенного от казны пособия, затем оно стало выдаваться частями. Это, конечно, вызывало у них большие затруднения.

Все политические ссыльные жили в “крайне бедных избушках, которые они нанимали у казахов, вся обстановка указывала на лишения и ограниченные средства к жизни, но видно было, что ссыльные с редкой выносливостью умели подчиняться гнету обстоятельств”. [49]

У всех ссыльных, несмотря на нищенскую обстановку, были собственные письменные принадлежности, книги и периодические издания, например, “Русский Вестник” и другие.

Следует отметить, что 12 марта 1882 г. было принято “Положение о полицейском надзоре”, сделавшее ссыльных в Сибири совершенно бесправными. Как только ссыльные прибывали на место назначения, у них отбирали паспорта, а взамен выдавались документы с отметкой, где им разрешалось жить.

Они должны были являться в полицейское управление по первому требованию. Полицейский имел право в любое время суток входить в дом или комнату ссыльных, производить обыск и конфискацию того, что считал нужным.

Ссыльным не разрешалось состоять на государственной или общественной службе до окончания срока наказания. Они могли быть допущены к “письменным занятиям” в учреждениях по найму только с разрешения МВД. Пособия ссыльным назначались “судя по состоянию и потреблением нуждающихся”[50].

Лицам дворянского происхождения назначалось 15 коп. в сутки. Лицам “низшего сословия” определялось арестантское содержание “и то лишь, когда по старости или по болезни они не были способны ни к каким работам”.

Таким образом, материальное и правовое положение политических ссыльных было довольно тяжелым.

Важными источниками, позволяющими судить об условиях жизни арестантов, являются результаты различных проверок, донесения в губернское правление и т.д.

Серьезные нарушения обнаруживались при сопровождении политических преступников на работы. Так, в соответствии с правилами содержания в арестантской роте по дороге к месту работ арестанты должны были идти по два человека в ряд под строгим надзором сопровождавших их конвойных.

Пребывание политзаключенных было жестко регламентировано. Их запирали в помещения, велся постоянный контроль. Вскрывалась и прочитывалась вся входящая и исходящая корреспонденция.

Уведомление об отправляемой корреспонденции было обязательным условием для всех ссыльных. Пренебрежение этим правилом расценивалось как нарушение закона и влекло за собой привлечение виновного к ответственности[51].

Более того, политзаключенные не могли иметь никаких вещей о которых бы не знало командование роты, поэтому при получении таковых необходимо было согласовать данный вопрос с начальством.

К примеру, вся литература, принадлежавшая бывшим мятежникам, в том числе и на польском языке, подлежала обязательному досмотру цензорами. Книги возвращались ссыльным только в случае положительного заключения.

Так же существовали списки вещей, запрещенных для заключенных: огнестрельное и холодное оружие, спиртные напитки и т.д.

Обыски так же имели место быть. Как правило, они устраивались в случаях появления у командования информации об имевшихся в роте нарушениях или подготовке к противоправным действиям.

В результате проведения такой формы контроля как обыск обнаруживались самые разные вещи. Очень частой находкой представлялись тетради с рукописным текстом, обычно на польском языке. Содержание записей было различным: от молитв, духовных песен и гимнов до подробнейших дневников о жизни ссыльных и текстов «возмутительного содержания».

Кроме рукописей у арестантов находили запрещенные ножи, бритвы, порох, водку, медальоны с гербом Польши, сделанные из хлеба, а однажды даже запрятанный в печь топор[52]. За нарушение правил содержания в арестантской роте наказаниям подвергались не только политические преступники, но и командование роты.

В компетенцию начальника роты входило нравственное воспитание и исправление ссыльных. Для этого при арестантских ротах приставляли священника в качестве наставника и духовного отца роты.

Страницы: 1, 2, 3, 4