Дипломная работа: Политическая ссылка в Олонецкой губернии второй половины ХІХ в.

Ссыльные поляки, находившиеся в Олонецкой губернии, не особо отличались примерным поведением. Бывали случаи самых разных противоправных действий: ослушание ротного начальства, оскорбление часового, написание текстов и писем «преступного содержания», буйство при работах и др.

Все политические преступники, высланные из Царства Польского и Западного края и содержавшиеся в арестантских ротах, по окончанию сроков содержания в ротах должны были отправляться на водворение для постоянного жительства на казенных землях в Сибирь[53].

Помимо арестантов в губернии проживали участники восстания, отданные под надзор полиции. Это были люди принадлежавшие к дворянскому сословию. Их положение оценивалось значительно лучше по сравнению с остальными. Потому как, все без исключения арестанты доставлялись в место ссылки этапным порядком, то бывшим повстанцам, приговоренным к высылке на жительство под надзор полиции, предоставлялось право выбора. Они могли ехать за свой счет или же, в случае отсутствия средств, следовать по этапу.

Ссыльные, добиравшиеся до места ссылки за собственный счет прибывали на подводах, запряженных лошадьми.

Согласно распоряжению Министерства государственных имуществ от 13 июля 1864 г., всем волостным и сельским управлениям, лежащим на пути следования политических преступников Царства Польского, приказывалось поставлять подводы для ссыльных по первому требованию. Предоставление подвод являлось повинностью, распространяемой преимущественно на крестьян, проживавших в селениях недалеко от дороги.

В ситуации, когда крестьянин не мог исполнить названную повинность, то она распространялась и на жителей отдаленных селений той же волости.

В этом случае составлялась уравнительная очередь. Для контроля над соблюдением очередности велась именная ведомость, в которой указывались сведения о том, когда и на каком пункте, какими крестьянами и сколько было предоставлено подвод. Если крестьянам было затруднительно поставлять подводы натурой, то они могли нанимать подрядчиков за счет средств из особого мирского сбора.[54]

Так же следует упомянуть, что среди политических ссыльных были не только мужчины, но и женщины.

Первыми женщинами, последовавшими в ссылку в Сибирь, были жены декабристов. Их поступок до сих пор вызывает восхищение потомков. Нашел он отклик и среди женщин того времени.

В период революционной ситуации 1879-1881 гг. в Западной Сибири значительно увеличивается количество политических ссыльных. Во второй половине XIX века происходит феминизация общественного движения.

Параграф 24 "Положения о полицейском надзоре" запрещал ссыльным "всякую педагогическую деятельность, чтение публичных лекций, участие в публичных сценических представлениях, вообще всякого рода публичную деятельность, создание библиотек для чтения и службу при них" [55].

Однако нехватка образованных кадров приводила к тому, что начальство часто сквозь пальцы смотрело на то, что ссыльные работали врачами, учителями, вели исследовательскую деятельность и даже издавали свои сборники.

При активном участии политических ссыльных в этот период начинается создание культурно-просветительных и научных обществ. Многие из них считали интеллектуальный труд средством самосовершенствования, смирились со своей судьбой и, в конечном счете, были удовлетворены своим положением. Правительству не удалось изолировать политических ссыльных от местного населения и превратить их в отверженных и презираемых.

Да и сами ссыльные старались не оставлять друг друга в беде - в рассказе "Чудная" В.Г. Короленко, побывавшего в сибирской ссылке, читатель видит, что ссыльные поддерживали друг друга: "Как уезжать нам, - гляжу, в полицию народу набирается: барышни молодые да господа студенты, видно, из ссыльных. И все, точно знакомые, с ней (ссыльной Морозовой) говорят, за руку здороваются, расспрашивают. Денег ей сколько-то принесли, платок пуховый на дорогу, хороший… Проводили…" [56].

Как писали "Сибирские вопросы" в 1910 г., "в Сибири политические ссыльные всегда были нарасхват. Кто готовил детей в гимназии, лечил, писал прошения, делился газетой, книгой, всеми своими знаниями, устраивал музеи, исследовал страну, кто как не политические? Еще 10 - 15 лет назад сами жандармские полковники нетерпеливо ждали, не пошлет ли в их округ судьба "политика", владеющего иностранными языками, и нельзя ли ему поручить обучать дочерей? И, конечно, такие полковники были не только снисходительны, но и либеральны"[57].

И именно в Сибири - на окраине империи, под неустанным надзором полиции, начинается то самое, называемое опасным и неуместным для женщин и для общества явление - эмансипация.

Женщины, которым опираться было не на кого, начали заниматься делами, абсолютно "не женскими" - статистикой, этнографией, медициной, образованием.

Большое влияние ссыльные женщины оказывали и на развитие искусства. Как писал один из ссыльных В. Серошевский, они "смягчили многие обычаи, дали начало сибирской живописи и музыке" (Дегальцева Е.А. Роль политссыльных…С. 53.). В 1876 г. при их участии в Томске был организован любительский музыкальный кружок, который через три года реорганизовался в отделение Русского музыкального общества, просуществовавшего 39 лет.

Некоторые ссыльные женщины находили себя в науке. Е. Н. Клеменц - жена политссыльного Д. А. Клеменца собрала и описала более 600 экземпляров растений, более 26 из них вошли в издание "Гербарий русской флоры". Ее сборы и по сей день хранятся в Гербарии Ботанического Университета Академии Наук России, один их видов растений назван ее именем (ЦХАФ АК Ф. 77. Оп.1. Д. 10).

Многим известно имя М. В. Швецовой (Лавровой) - статистика и этнографа, признанного всеми учеными того времени. Как же не правы те, кто упоминает о ней только в связи с ее мужем С. П. Швецовым: "верной подругой и соратницей его была его жена".

Далеко не всегда она была лишь помощницей. Не меньших результатов она добивалась, отправляясь без мужа в экспедиции по заданию Русского географического общества. Еще в 1875-77 гг., учась на женских курсах Медико-хирургической академии в Петербурге, она занималась народнической пропагандой.

В первой же ссылке - в городе Тюкалинске, она вместе с мужем активно собирала материал по социально-экономическому положению сельского населения округа и губернии в целом.

Немало имен женщин - политссыльных несправедливо забыты, и материалы об их жизни и деятельности хранятся только в архивах.

2.2 Быт и настроения политзаключенных в Олонецкой губернии

Каторга и ссылка налагали свой отпечаток на моральное состояние политзаключенных. Вряд ли можно всерьез говорить о духовной общности ссылки - дальше "коммунальных" проблем она обычно не шла, а при выходе на поселение бывшие каторжане довольно скоро переходили к индивидуальному хозяйству, желая отдознуть от иноголетней жизни “на людях”.

В среде каторжан и ссыльнопоселенцев можно было встретить и социал-демократов, и эсеров, и анархистов, и бундовцев, и националистов, то есть политический состав ссылки был крайне неоднородным. Соответственно, в пику революционно настроенным заключенным, придерживавшимся так называемой "этики ссыльного революционера" и призывавшим к активной борьбе, можно было встретить и упаднические настроения. Все это, безусловно, провоцировало как политическое, так и моральное размежевание среди ссыльных; социальный и партийный состав имел немалое влияние на моральное положение политической ссылки.

Вообще, по мнению самих ссыльных, ссылка являлась производной от революционной среды, из которой она формировалась

В воспоминаниях бывших политических ссыльных неоднократно можно встретить мнение, что многие из заброшенных в то время на северо-восток Сибири политических ссыльных уцелели только благодаря тому, что им удалось зацепиться за жизнь, найти хотя бы только суррогат в занятиях наукой, в преподавательской деятельности, в торговле и так далее.

Если попытаться в двух словах выразить наиболее характерное для ссыльных настроения, то “скука” и “пессимизм”, пожалуй, окажутся наиболее подходящими для этого случая. И в своих воспоминаниях, и в опубликованных фрагментах писем из сибирской глубинки в Европейскую часть России или за границу, ссыльные неоднократно указывают на царящую вокруг них обстановку безнадежности и уныния.

Редактор журнала “Каторга и ссылка” и бывший ссыльнопоселенец Ф.Я. Кон также не раз упоминает о ссылочной скуке: “Время убивалось "как попало и чем попало". Жизни не было. Посещали друг друга, купались в собственном соку, влюблялись, ссорились, мирились, закапывались с головой в книги. Но жизни не было, зацепиться было не за что.”[58]

Некоторые бывшие ссыльные сравнивают ссылку с несколько расширенным воспроизведением тюремной камеры: “вы так же прикованы к десятку случайно сожительствующих с вами людей, все ваши социальные связи почти так же ограничены этим десятком. Создается быт, тусклость которого не преодолеть ни вину, ни дешевым романам.”[59]

И тем не менее, единственным духовный ресурсом каторги и все же “оставалалось усиленное чтение и прочая работа над собой”.

Немалая часть ссыльных и бывших политкаторжан шла "по наклонной" к пьянству, разврату, уголовным преступлениям, - “организованная” часть политической ссылки старалась всячески от них отмежеваться. И все же, по поступкам опускавшихся “на дно” ссыльных во много судили о моральных качествах политической ссылки вообще.

Как пишет в своих воспоминаниях М. Константинов, “эти люди, типичные представители морально разложившейся части ссылки, ничего общего не имели ни с “организованной” частью ссыльного общества, ни с политической ссылкой вообще”.

2.3 Расходы на содержание политических ссыльных

Одним из немаловажным вопросом было содержание полит заключенных. Основная часть бюджета проживания бралась из заработка самих арестантов. Так же деньги брались из средств казны, оказывал свою финансовую поддержку Попечительский комитет, который создавался при роте. Тем не менее все затраты на содержание участников польского восстания возмещались за счет средств Царства Польского и 10% сбора с помещичьих имений в западных губерниях.

Всю информацию о распределении средств выделяемых на содержание полит заключенных в Олонецкой губернии переправляли в Министерство финансов, предварительно разделив суммы на содержание польских ссыльных и ссыльных с Западных губерний.

Таким образом, покрывались расходы на пересылку арестантов из мест прежнего места жительства в Олонецкую губернию, на ремонт помещений арестантских рот, на содержание полиции и ее усиление, издержки на продовольствие, снабжение одеждой и обувью, лечение больных и другие нужды[60].

Необходимо отметить, что количество средств, затрачиваемых на содержание арестантов, не было строго фиксированным. Ежегодно Министерство финансов пересматривало размер суммы на пропитание, называемой арестантской дачей. Так, в 1863-1864 гг. содержание одного арестанта в сутки обходилось в сумму от 7 до 9 копеек. Эта сумма складывалась из казенных средств и денег, выделяемых Попечительским комитетом. Иногда командованию роты даже удавалось экономить средства, получаемые из казны.

Например, в 1863 г. на содержание одного арестанта из казны выделялось по 7 копеек в сутки. Этих денег было явно недостаточно для содержания бывших повстанцев, поэтому практически каждый месяц Попечительский комитет добавлял из своих средств по 1-2 копейки. Зато в 1864 г. ассигнования из казны на арестантов были увеличены до 11 копеек в сутки на каждого.

В итоге Попечительский комитет прекратил финансировать роту из собственных средств, более того, удавалось экономить ежемесячно от 1 до 4 копеек в день из расчета на одного сосланного. В 1865 г. арестантская дача вновь была урезана и составляла 8 копеек в день на человека. Это потребовало очередных дотаций из средств комитета[61].

Тем не менее, в сравнении с уровнем содержания арестантов в других губерниях, ситуация в Олонецкой губернии выглядела достаточно благополучно. На 1865 г. в Российской империи было 63 административно- территориальных единицы: 51 губерния, 4 области, 3 градоначальства и 5 городов Якутской области, в которых были созданы и действовали арестантские роты гражданского ведомства и по которым отдельно назначалась арестантская дача. В 87% административно-территориальных единиц на содержание одного арестанта в сутки из казны выделялось менее 8 копеек.

Причем в 11% из них (Енисейской, Курской, Орловской и других губерниях) арестантская дача составляла 3 копейки в сутки. В 17.5% (Астраханской, Воронежской, Иркутской и других губерниях) выделялось 4 копейки. В 12.5% (Вятской, Могилевской, Пермской и др.) – 5 копеек. В 36% административно-территориальных единиц (16 губерниях, 3 областях, 2 городах и 2 градоначальствах) суточное содержание одного арестанта составляло 6 копеек. По 7 копеек в сутки на арестанта выделялось в 9.5% регионов. В Архангельской губернии арестантская дача составляла 8 копеек в сутки[62].

Большая часть выделяемых средств шла на обеспечение арестантов продовольствием. Меню составлялось на месяц и зависело от дня недели и деления на «скоромные или постные дни». В целом, рацион питания был очень однообразным и скудным.

Так, в 1865 г. питание арестантов выглядело следующим образом: ежедневно бывшие повстанцы получали ржаной хлеб; в понедельник, вторник и среду - мясо, овсяную крупу, соль; в четверг и воскресенье - мясо, овсяную или гречневую крупу, сливочное масло, соль; в пятницу и субботу - картофель, овсяную крупу, сливочное масло и соль. Кроме того, два раза в неделю ссыльные получали квас[63].

В виду однообразия и недостаточного количества пищи, а также гигиенических условий и негативного влияния климата среди арестантов случались заболевания цингой[64]. Кроме того, ссыльные не раз заявляли, что не могли употреблять местную пищу, к которой они не привыкли. Поэтому часто арестанты ели только хлеб, что крайне негативно отражалось на их здоровье, приводило к истощению организма и, как следствие, к различного рода заболеваниям[65].

На недостатки питания арестантов неоднократно обращали внимание как ротный врач, так и попечители роты. Они ходатайствовали об увеличении расходов на питание арестантов и большем его разнообразии, в частности, за счет добавления в рацион капусты, рыбы и картофеля, увеличения ежедневной нормы круп. Однако существенного улучшения в снабжении продовольствием так и не произошло.

Положение усугублялось воровством унтер-офицеров, служивших при роте. Об этом свидетельствуют факты, изложенные в архивных документах и воспоминаниях арестанта Архангельской роты Констана Боровского[66].

Еще хуже была ситуация со снабжением арестантов одеждой и обувью. Существовали специально разработанные «Правила заготовления, свидетельствования и расходования одежды и обуви для ссыльных арестантов» от 2 октября 1863 г[67], которые постоянно нарушались командованием роты.

Злоупотребления приобрели такой размах, что в апреле 1865 года началось следствие, причиной которого стало поступившее 20 марта 1865 г. в Губернское Правление сообщение временно командовавшего ротой штабс-капитана Ускова. Из сообщения следовало, что из 565 арестантов нельзя было выслать на работу 100 человек, так как они не имели одежды. Однако следствие продвигалось очень медленно и к октябрю только закончилось дознание. При проверке в апреле и июне 1865 г. Архангельской роты была обнаружена значительная растрата.

Например, не доставало 243 полушубков, 65 зимних курток, 247 пар зимних штанов, 398 пар зимних сапог, 666 рубашек и других вещей[68].

Кроме того, выяснилось, что на некоторых поляков были записаны новые вещи, которых по их словам они не получали, некоторым же выдавалась старая одежда или оставшаяся от выбывших арестантов под видом новой и вскоре становилось негодной.

2.4 Вклад ссыльных поляков в социокультурное развитие России

Участь политической ссылки постигла наиболее передовую часть общества Польского государства, в отдаленных и глухих уголках России же, где царила поголовная неграмотность, эти ее невольные обитатели становились проводниками культуры и просвещения. Повышение грамотности населения ссыльные с народническими взглядами считали одним из факторов кардинального переустройства общества.

С 1863 г. начинается вторая волна высылки на территорию нашей страны, где заключенными становились участники второго восстания. в Общее количество человек за неполных 4 года (1863–1866 гг.) вместе с добровольно пришедшими членами семей приравнивается к 19 тыс. человек. Половина из этого числа получила наказание в виде «водворения», остальные ушли на каторгу (3 894), поселение (2 153), «на житье» (2 254). Вместе с ссыльными прибыло 1 830 чел.[69] Так, в ссылку проследовали жены Клечковского, Люри, Сокольского, Сосновского, Хлусевич, Доллер, Ястремского, Гедеоновского и др. Социальное положение, по сравнению с предыдущим этапом, не изменилось – большую часть повстанцев составляли дворяне.

Именно с прибытием польских мятежников положено начало Нарымской ссылке, где оказались несколько десятков повстанцев.

Многие из них умерли, не выдержав тяжелых условий, другие бежали или уехали после отбытия срока ссылки, небольшое число попало под амнистию 1883 г., некоторые же, из числа предприимчивых, остались в Нарыме. Амнистированные, пробыв на родине несколько месяцев, разорившись, возвращались в Сибирь, к тому же многие ссыльные поляки были уже женаты на русских. «На родине я почувствовал себя чужим», – писал Ф.Кон, вернувшись из ссылки.[70]

В неволе многие бывшие революционеры почти полностью отошли от политической деятельности. К тому же, попав в такую глушь, как, например, Минусинск, Курган или Тару, трудно было сохранить свой революционный энтузиазм и найти сподвижников. Как вспоминал польский народник Ф.Кон, «обстановочка, обрастание – действительное средство для превращение революционера в обывателя... Жизнь заставит тебя думать изо дня в день, как и где раздобыть то или другое необходимое...»[71]5. По его мнению, из пятидесяти, полных веры в свое дело людей едва 10–15 сохранили свою «уж не революционность, а просто человеческую личность»[72].

Позднее, перебравшись в города на поселение, поляки оказывались в самом центре экономической и общественной жизни. Во всех городах России были лавки с надписью «Варшавский магазин», которые открывали ссыльные поляки. Товары высылались им из Варшавы, главным образом, обувь и мануфактура. Очень многие из них служили у золотопромышленников, в казенных учреждениях, полиции, казначействе, как «по вольному найму», так и на государственной службе. В тайге, под Енисейском, на золотых приисках работал служащим польский офицер Красницкий. В работах по прорытию канала для соединения системы рек Оби и Енисея участвовали политические: инженер путей сообщения Балицкий, Мицкевич, Стратонович, Андржейкович. Руководил этим проектом барон Амиков, который охотно брал на службу политических ссыльных, а, бывая в Енисейске, «проводил дни почти всегда у каракозовца М.О.Маркса»[73].

Второй канал культурного влияния ссыльных на местное население – распространение элементов русского ремесленного производства. Поляки работали в своих мастерских (портных, сапожных, столярных).

Ссыльные находили место во всех областях жизни, легко приспосабливались к новой обстановке, а иногда и к совершенно новой профессии.

В повышении культурного уровня населения существенное место занимала организация и деятельность местных музеев. Ф.Кон подчеркивал огромное значение этих учреждений, игравших помимо научной, еще и воспитательно-образовательную роль. Поляки оставили яркий след в создании и популяризации музейного дела в Сибири.

На их знаниях и энтузиазме работали Минусинский (А.И.Венцковский, Ф.Кон), Иркутский (И.Д.Черский, Н.И. Витковский), Енисейский (М.О.Маркс, Михалевич) и другие музеи.

Значительный вклад в отечественную науку внес Александр Чекановский.

Он учился сначала в Киевском, затем в Дерптском университете, был образованным и всесторонне одаренным человеком. Много путешествовал, готовился к экзаменам на звание кандидата геологии и минералогии, однако участие в восстании 1863 г. прервало его планы. Уже по пути следования на каторгу А. Чекановский собрал интереснейшую коллекцию насекомых, впоследствии переданную им в Академия наук. Местом ссылки первые годы были глухие деревни Забайкалья. В этот период ему приходилось добывать средства тяжелым крестьянским трудом. Затем, после помощи его друга Ф.Б.Шмидта, ставшего академиком, он смог переехать в Верхоленский округ, а в 1868 г. в Иркутск и заняться научными исследованиями18. В 1867 и 1868 гг. Чекановский вел регулярные метеорологические наблюдения, собрал и описал 69 видов грибов, изучал геологическое строение долины р.Ангары. Активно трудился ученый и в Сибирском отделе ИРГО, разобрал его многочисленные коллекции и составил каталог. В изгнании исследователь подготовил и издал монографию о геологическом строении Иркутской губернии. Участвовал и возглавлял ряд экспедиций – Култукскую, Тунгусскую, Оленекскую и др. Результаты его исследований были высоко оценены: в 1870 г. Чекановский получил малую золотую медаль Русского географического общества, а в 1875 г. – золотую медаль первого класса Международного географического конгресса в Париже за составленные в ходе экспедиций карты[74].

Огромный интерес для этнографии представляет описание Чекановским ярмарки, которая ежегодно, в течение августа, проходила в устье реки Илимпеи. На нее съезжались эвенки и якуты из самых отдаленных мест Восточной Сибири. Чекановский подробно описал это редкое этнографическое явление. И это единственное ее описание: ни до, ни после исследователя никому этого сделать не удалось. В результате семилетней научной деятельности А.Л.Чекановского в Сибири, натуралиста широкого профиля, были достигнуты значительные успехи в развитии геологии, географии, биологии, этнографии и лингвистики.

Вместе с Чекановским научные изыскания проводили и его ссыльные земляки – И.Д.Черский, Б.И.Дыбовский, В.Ксенжопольский, К.Нейман, Ф.Миллер, З.Венгловский.

Так, Бенедикт Дыбовский, ученый-биолог, зоолог и врач, осуществивший многочисленные научные экспедиции на Байкал, в Забайкалье, по бассейну Амура и по Дальнему Востоку, снискал себе мировую славу фундаментальными исследованиями фауны и зоогеографии этих районов. Получив в 1876 г. разрешение вернуться на Родину, исследователь лишь ненадолго оставил Россию.

И хотя Ф.Кон называет себя и некоторых своих товарищей «учеными поневоле», многие ссыльные занимались научными исследованиями еще до пребытия на места ссылок.0

В целом же исследования и тех и других носили серьезный характер, касались теоретических основ рассматриваемых проблем. Большой вклад внесли поляки в изучение разных отраслей науки.

Археологические (Н.И.Витковский), метеорологические (М.О.Маркс), зоологические (В.Годлевский, Б.И. и В.И.Дыбовский), этнографические и антропологические (Ф.Кон, В.Л.Серошевский, Б.Шостакович, Э.К.Пекарский, Н.А.Виташевский), геологические и географические (А.Л.Лекановский, И.Д.Черский, А.И.Венцковский), палеонтологические (И.Д.Черский), искусствоведческие (С.Вронский, В.В.Флек, В.Ф.Оржешко) их исследования не потеряли своего значения до сих пор. Из-за малочисленности ссыльной интеллигенции они сыграли ощутимую роль в развитии культурных контактов с местным населением.

Таким образом, рассмотрев условия проживания и возможности какой либо деятельности политических ссыльных, автор пришел к выводу о том, что при распределении работ учитывалось физическое состояние заключенного, а так же его образование. Практически вся работа сводилась к жизнеобеспечению самой роты. Работа была средством выживания в сложившихся условиях, потому как выделяемые средства на содержание арестантов были крайне скудны.

В числе ссыльных выделялась прослойка интелегенции. Которая, занималась в основном наукой, организовывались различные наблюдения, производились расчеты. В отношении искусства и литературы создавались гениальные по своей сути и не обычные по жанру произведения.

Итак, мы показали, что изъятие революционно настроенных людей из бурнокипящей политической обстановки и посылка их на поселение в отдаленные уголки нашей страны, а также суровое каторжное наказание, заставляло многих пересматривать собственные взгляды на политическую борьбу и, зачастую, отказываться от ”высших идей”. Как мы видим, эта ситуация, с некоторыми отклонениями, в целом была характерна в течение всего рассматриваемого нами периода.

Несмотря на возникавшие межфракционные и межпартийные разногласия, ссыльные в первую очередь отмечали, что во-первых, на местах поселения буквально было нечем заняться, и это повергало их в уныние, и во-вторых, что необходимость думать о заработке и обустройстве вытесняла из головы все мысли о политической борьбе.

То же самое мы можем отнести и к политической каторге, где в бегстве от рутины каторжного бытия заключенные углублялись в штудирование научных трудов, и были к тому же вынуждены вести неравную изматывающую борьбу против произвола тюремных властей.

Заключение

Изучение исторических событий, повлиявших на множество судеб, раскрытие тайных фактов и как следствие неоспоримой истины является очень важным в становлении понимания менталитета своей страны.

Благодаря современности, ученные смогли рассмотреть с разных позиций одно и то же событие. Вопрос внутреннего разногласия внутри страны не всегда был «удобен» в отношении политики. Поэтому долгое время приходилось замалчивать многие факты и хранить историю множества судеб под грифом «секретно».

Именно такие факты зачастую и становятся новой точкой отсчета взаимоотношений между нациями, народами, идеологическими взглядами, государствами. Зная подлинную историю того или иного события легко сформировать правильное отношение к складывающейся ситуации и более глубже проникнутся в истоки проблемы.

До недавнего времени отношения между Россией и Польшей были натянутыми. Причиной тому, трагические события, возникавшие в процессе взаимоотношений двух государств.

По этому политическая ссылка поляков в Российские губернии остается одним из болезненных моментов польской истории. Изучение различных аспектов политической ссылки позволяет определить размах и опасность для режима антиправительственных выступлений.

В процессе рассмотрения проблемы ссылки конкретно в Олонецкой губернии определилось истинное предназначение исследуемой губернии в системе карательного метода наказаний. Выявились отличительные черты этого наказания, проанализировано число политических заключенных в губернии. Описаны и проанализированы условия, в которых находились репрессированные. Итогом работы послужило выявление ссыльных на внутреннюю жизнь губернии.

Трагические события прошедших лет выстроило стену не до пониманий в российско-польских отношениях и диктует необходимость тщательного изучения этой темы.

Изучение исторического опыта взаимодействия польских ссыльных с представителями Сибирских регионов, анализ опыта адаптации поляков, необходимо для наиболее прозрачного понимания менталитета польского народа для более правильного выстраивания дальнейших политических отношений.

Список источников и литературы:

ГААО. Ф.1. Оп.4. Т.1. Д.1787. Л.2; ГААО. Ф.1. Оп.4. Т.1. Д.1870. Л.8.

ГАРФ. Ф.109. I эксп. 1863. Д.23. Ч. 341. Лит.В. Л. 71.

ГААО. Ф.1. Оп.4. Т.1. Д.1724. Л. 1-3.

ГААО. Ф.4. Оп.21. Т.2. Д.298. Л. 130 .

ГААО. Ф.1. Оп.4. Т.1. Д.1781. Л. 4-5.

Галеткина Н. От мигранта к сибиряку. Трансформация групповой идентичности при переселении // Диаспоры. Независимый научный журнал. 2002. № 2. С. 32-63.

Иванов А.А. Историография политической ссылки в Сибирь второй половины XIX - начала XX в. Автореф. дис. ... д-ра ист. наук. Улан-Удэ, 2002. С. 39. [1]

Извлечение из отчета Главного тюремного управления за 1882 г. // Сибирская газета, 1884. 30 сентября. № 40.

Олонецкие губернские ведомости. 1895. № 5. С. 79.

Положение об Олонецкой арестантской роте гражданского ведомства. СПб. 1839. Ст. 21.

Поляки в Сибири // Сибирь. 1883. №31.31 июля

Пяткова С.Г. Польская политическая ссылка в Западную Сибирь в пореформенный период. Автореф. дис. ... канд. ист. наук. Омск, 2004. С. 4.

Биценко А. В Мальцевской женской каторжной тюрьме (к характеристике отношений... и др.

Восстание 1863 г. и русско-польские революционные связи 60-х годов. М., 1962.

Виленский (Сибиряков) В. Последнее поколение якутской ссылки // Каторга и ссылка - 1923 - №7 - С. 129 -141; Виленский (Сибиряков) В. 12 марта // Каторга и ссылка - 1925 - №2 - С. 9 -13; Константинов М. Мартовские дни у Ледовитого океана (из записок политического ссыльно-каторжанина) // Каторга и ссылка - 1925 - №2 - С.14 - 48

Дашков В. Описание Олонецкой губернии в историческом, статистическом и этнографическом отношениях. - Санкт-Петербург, 1842.

История Сибири : Л.,1968 Т.2 - С. 328

Коваль С.Ф. Польские ссыльные и народовольческие организации в Восточной Сибири в 1879 - 1882 гг. // Ссылка и общественно-политическая жизнь в Сибири XVIII - начала XX в. Новосибирск, 1978. С. 174.

Коваль С.Ф. За правду и волю. Иркутск, 1966; Он же. Революционная деятельность польских политических ссыльных в Сибири в 60-е гг. XIX в // Экономическое и общественно-политическое развитие Сибири в 1861 - 1917 гг. Новосибирск, 1965. С. 123 - 132.

Кон Ф.Я.. На поселении в Якутской области (продолжение) // Каторга и ссылка - 1929 - №1 - С. 95-103; Кон Ф.Я.. На поселении в Якутской области (окончание) // Каторга и ссылка - 1929 - ¹2 - С. 93 - 98 и др.

Кеннан Дж. Сибирь и ссылка. Путевые заметки (1885 - 1886 гг.). СПб., 1999. Т. 1,2.

Максимов СВ. Сибирь и каторга в 3-х частях. 4. III. СПб, 1871.

Морозова О.П. Польский революционер - демократ Бронислав Шварце. М., 1975. С. 169

Митина Н.П. Из истории русско-польских революционных связей в Сибири в 1864 - 1866 гг. // Восстание 1863 г. и русско-польские революционные связи 60-х годов. М., 1960. С. 638-671

Мулина С.А. Ссыльные участники восстания 1863 г. в западносибирской деревне // Сибирская деревня. Омск, 2004. Ч. 1. С. 141 - 144.

Перминова С. А Взаимоотношения польских ссыльных с жителями Сибири // Polska а Syberia. L6dz,2001. S. 155-165. 156ГАОО.Ф. 3. On. 6. Д. 7921.

Плесков В. "Вольный университет" и культработа на каторге // Каторга и ссылка - 1930 -¹10 - С. 164 -176

Рощевская Л.П. Члены польской партии «Пролетариат» в западносибирской ссылке // Советское славяноведение. 1976. № 6. С. 31 – 42

Рассказов Л.П., Упоров И.В. Исправительные арестантские роты гражданского ведомства как вид лишения свободы в российском праве 19 в. // Правоведение. 2000. №4. С. 182.

Сливовская В., Шостакович Б. Агатон Гиллер как исследователь Восточной Сибири и первый историк сибирской ссылки поляков // Сибирская ссылка. Иркутск, 2000. Вып. 1 (13). С. 8 – 34

Хазиахметов Э.Ш. Положение политических ссыльных... С. 177-178

Хазиахметов Э.Ш. Организация побегов политических ссыльных... С. 59

Шостакович Б.С. История поляков в Сибири (XVII - XIX вв). Иркутск, 1995; Он же. Узловые вопросы истории поляков в Сибири (конец XVIII - конец XIX в). Дис. ... д-ра. ист. наук. M., 1997.

Шостакович Б.С. «Сибирско-польская» история: современный взгляд на ее содержание, задачи изучения и популяризации // Сибирско-польская история и современность. Иркутск, 2001. С. 29.

Черкунов А.Н Жизнь политической ссылки и тюрьмы по перехваченным письмам. По материалам Иркутского губ. жандармского управления за 1912 год (Иркутское Губ. Архивное Бюро) // Каторга и ссылка. - 1926 - №1 - С.171 -185

Borowski K. Wspomnienia powstansca i sybiraka z 1863.// Miedzu Kamencem i Archangielskiem. Warszawa. 1986. C. 186-187

Skok H. Poiacy nad Bajkalem 1863 - 1883. Warszawa, 1975.

Giller A. "Og6}" zabajkalski II Zeslanie і katorga па Syberii w dziejach Polakow 1815 - 1914. Warszawa, 1992. S. 265.

Janik М. Dzieje polakow па Syberji. Krakow, 1928 II Biblioteka Zeslanca. Warszawa - Wroclaw, 1991. S. 1 - 472.

[1] Боговой И. О влиянии политических ссыльных на местное население (из архива архангельского губернатора) // Север. - 1923 - № 1. - С. 24-35; Боговой И. Архангельская организация РСДРП // Рабочее звено. - 1923. - № 4. - С. 88-95, № 5. - С. 70-74, № 6. - С. 88-94; Залежский В.Н. Восемь побегов - двенадцать арестов. – 2 изд. - М., 1925; Логачева-Пилецкая М.Н. Архангельская ссылка и побеги в 1900-х гг. // Каторга и ссылка. - 1930 - № 7. - С. 126-137; Трапезников В.Н. Политическая ссылка во время первой русской революции (1904 - 1905 гг.) // Каторга и ссылка. - 1928. - № 12. - С. 114-130; Фишер Г.М. Подполье, ссылка, эмиграция. Воспоминания большевика. - М., 1935.

[2] Малиновский В.В., Осипов В. Революционные социал-демократы 90-х гг. в Архангельской ссылке (1893 -1900)//Сборник историко-краеведческих статей. Вып. 12.-Архангельск, 1962.-С. 103-133; Полуянов И.О. Из истории политической ссылки в Архангельскую губернию (70-е гг. XIX в.) // Аграрная история Европей ского Севера СССР. - Вологда, 1970. - С. 280-284.

[3] Из истории политической ссылки на Европейский Север (XVIII - начало XX вв.) - Вологда, 1978.

[4] Михайлов Б.Г. Революционный народнический кружок в Мезени (1877 - 1881 гг.) // Из истории политической ссылки на Европейский Север (XVIII - начало XX вв.). - Вологда, 1978. - С. 20-35.

[5] Максимов СВ. Сибирь и каторга в 3-х частях. 4. III. СПб, 1871.

[6] Там же. С. 86 - 87.

[7] Пяткова С.Г. Польская политическая ссылка в Западную Сибирь в пореформенный период. Автореф. дис. ... канд. ист. наук. Омск, 2004. С. 4.

[8] Janik М. Dzieje polakow па Syberji. Krakow, 1928 II Biblioteka Zeslanca. Warszawa - Wroclaw, 1991. S. 1 - 472.

[9] Коваль С.Ф. Польские ссыльные и народовольческие организации в Восточной Сибири в 1879 - 1882 гг. // Ссылка и общественно-политическая жизнь в Сибири XVIII - начала XX в. Новосибирск, 1978. С. 174.

[10] Морозова О.П. Польский революционер - демократ Бронислав Шварце. М., 1975. С. 169

[11] Восстание 1863 г. и русско-польские революционные связи 60-х годов. М., 1962.

[12] Митина Н.П. Из истории русско-польских революционных связей в Сибири в 1864 - 1866 гг. // Восстание 1863 г. и русско-польские революционные связи 60-х годов. М., 1960. С. 638-671

[13] Рощевская Л.П. Члены польской партии «Пролетариат» в западносибирской ссылке // Советское славяноведение. 1976. № 6. С. 31 - 42

[14] Кашихин Л.С., Копылов Д.И., Митина Н.П., Пекут Б.Г. Участники польского восстания 1863 - 1864 гг. в Тобольской ссылке. Тюмень, 1963.

[15] О положении поляков в Олонецкой губернии // Олонецкие губернские ведомости. 1893. № 45. Л. 738.

[16] Дашков В. Описание Олонецкой губернии в историческом, статистическом и этнографическом отношениях. - Санкт-Петербург, 1842.

[17] Дашков В. Описание Олонецкой губернии в историческом, статистическом и этнографическом отношениях. - Санкт-Петербург, 1842.

[18] Дашков В. Описание Олонецкой губернии в историческом, статистическом и этнографическом отношениях. - Санкт-Петербург, 1842.

[19] Дашков В. Описание Олонецкой губернии в историческом, статистическом и этнографическом отношениях. - Санкт-Петербург, 1842.

[20] Дашков В. Описание Олонецкой губернии в историческом, статистическом и этнографическом отношениях. - Санкт-Петербург, 1842.

[21] Лалош И.П., "Сельская община в Олонецкой губернии.", "Отечественные Записки", 1874, кн. 2.

[22] Максимов СВ. Сибирь и каторга в 3-х частях. 4. III. СПб, 1871.

[23] Иванов А. А., Политическая ссылка и формирование оппозиционного движения в Иркутской губернии в конце ХIХ - начале ХХ вв. http://penpolit.ru/pre-revolutionary-item+M593e80e3ad2.html

[24] Пилсудский Б. Поляки в Сибири // Сибирь в истории и культуре польского народа. - М., 2002. - С. 16.

[25] Рошевская Л.П. История политической ссылки в Западной Сибири во второй половине XIX века. - Тюмень, 1976

[26] Галкин-Врасский М.Н. Записки начальника Главного тюремного управления. Поездка в Сибирь и на о. Сахалин. - СПб., 1882; Соломон А.П. Ссылка в Сибирь. Очерк ее истории и современного положения. Для высочайше утвержденной комиссии о мероприятиях по отмене ссылки. - СПб., 1900; Хрулев С.С. Каторга в Сибирь. Отчет начальника Главного тюремного управления о служебной поездке в 1900 году в Забайкалье. -СПб, 1901.

[27] Максимов СВ. Сибирь и каторга в 3-х частях. 4. III. СПб, 1871.

[28] Кеннан Дж. Сибирь и ссылка. Путевые заметки (1885 - 1886 гг.). СПб., 1999. Т. 1,2.

[29] Кеннан Дж. Сибирь и ссылка. Путевые заметки (1885 - 1886 гг.). СПб., 1999. Т. 1,2.

[30] Коваль С.Ф. Польские ссыльные и народовольческие организации в Восточной Сибири в 1879 - 1882 гг. // Ссылка и общественно-политическая жизнь в Сибири XVIII - начала XX в. Новосибирск, 1978. С. 174.

[31] Коваль С.Ф. Польские ссыльные и народовольческие организации в Восточной Сибири в 1879 - 1882 гг. // Ссылка и общественно-политическая жизнь в Сибири XVIII - начала XX в. Новосибирск, 1978. С. 174.

[32] Митина Н.П. Из истории русско-польских революционных связей в Сибири в 1864 - 1866 гг. // Восстание 1863 г. и русско-польские революционные связи 60-х годов. М., 1960. С. 638-671

[33] Дашков В. Описание Олонецкой губернии в историческом, статистическом и

этнографическом отношениях. - Санкт-Петербург, 1842.

[34] Иванов А.А. Историография политической ссылки в Сибирь второй половины XIX - начала XX в.

[35] Иванов А.А. Историография политической ссылки в Сибирь второй половины XIX - начала XX в.

[36] ГААО. Ф.4. Оп.21. Т.2. Д.298. Л. 130 .

[37] Там же. Л.132.

[38] Там же.

[39] Положение об Олонецкой арестантской роте гражданского ведомства. СПб. 1839. Ст. 21.

[40] Там же. Ст. 23.

[41] Там же. Ст. 26.

[42] Рассказов Л.П., Упоров И.В. Исправительные арестантские роты гражданского ведомства как вид лишения свободы в российском праве 19 в. // Правоведение. 2000. №4. С. 182.

[43] Там же. Л. 184.

[44] Хотя нельзя забывать, что, как писал Дж. Кеннан, в конце Х1Х века политические ссыльные составляли менее 1% от числа всех ссыльных Сибири

[45] Ссылка и каторга//Советская историческая энциклопедия. Т. 13. М., 1971. С. 770

[46] там же, с. 772

[47] ЦХАФ АК, Ф. 77. Оп. 1. Д. 12 л. 36

[48] Ссылка и каторга//Советская историческая энциклопедия. Т. 13. М., 1971. С. 770

[49] Ссылка и каторга//Советская историческая энциклопедия. Т. 13. М., 1971. С. 770

[50] ГААО. Ф.1. Оп.4. Т.5а. Д.671. Л. 85

[51] ГААО. Ф.1. Оп.4. Т.5а. Д.671. Л. 87.

[52] ГААО. Ф.1. Оп.4. Т.1. Д.1787. Л.2; ГААО. Ф.1. Оп.4. Т.1. Д.1870. Л.8.

[53] ГАРФ. Ф.109. I эксп. 1863. Д.23. Ч. 341. Лит.В. Л. 71.

[54] ГААО. Ф.1. Оп.4. Т.5а. Д.671. Л.283.

[55] ЦХАФ АК, Ф. 170, Оп. 1., Д. 5., л.14

[56] Короленко В.Г. Сибирские рассказы. М., 1989, с. 25

[57] Дегальцева Е.А. Роль политссыльных в деятельности культурно-просветительских обществ города Томска/Е.А. Дегальцева// Общественно-политическая жизнь Сибири Х1Х-ХХ вв. - Новосибирск, 1998. Вып. 3. Ч. 1. С. 55

[58] Мулина С.А. Ссыльные участники восстания 1863 г. в западносибирской деревне // Сибирская деревня. Омск, 2004. Ч. 1. С. 141 - 144.

[59] Мулина С.А. Ссыльные участники восстания 1863 г. в западносибирской деревне // Сибирская деревня. Омск, 2004. Ч. 1. С. 141 - 144.

[60] ГААО. Ф.1. Оп.4. Т.1. Д.1724. Л. 1-3.

[61] ГААО. Ф.1. Оп.4. Т.1. Д.1781. Л. 4-5.

[62] Там же. Л. 8.

[63] ГААО. Ф.1. Оп.4. Т.1. Д.1781. Л .13.

[64] Там же. Л. 20.

[65] Там же. Л.19.

[66] Borowski K. Wspomnienia powstansca i sybiraka z 1863.// Miedzu Kamencem i Archangielskiem. Warszawa. 1986. C. 186-187.

[67] ГААО. Ф.4. Оп.21. Т.2. Д.577. Л.229.

[68] ГААО. Ф.4. Оп.21. Т.2. Д.298. Л. 7.

[69] ССЭ. – М., 1932. – Т. 2. – Стб.591.

[70] Кон Ф. За пятьдесят лет: В 4 т. – М., 1936. – Т. 3–4. – С.203.

[71] Кон Ф. На поселении в Якутской тюрьме // Каторга и ссылка. – 1929. – Кн. 51. – С.93.

[72] Кон Ф. За пятьдесят лет. – Т. 1. – С.225.

[73] Вишневецкий Н.Ф. Енисейская ссылка в 1878–1893 гг. // Каторга и ссылка. – 1930. – № 8–9. – С.172.

[74] Чекановский А.Л. Сборник неопубликованных материалов. Статьи о его научной работе. – Иркутск, 1962. – С.86.