Книга: Россия и Северный Кавказ в дореволюционный период: особенности интеграционных процессов

Границы российского государства сокращаются только в периоды жёстких кризисов. В остальное время они более или менее постоянно расширяются. Этот процесс наиболее интенсивно протекает в периоды восходящей фазы и гармонии социальных циклов. На фазе спада расширение территории приостанавливается; войны, в том числе, за присоединение новых территорий, приобретают затяжной характер, в целом, военные кампании неудачны или мало результативны. Вместе с тем, в восходящих фазах и фазах гармонии Россия непобедима. В фазах спада и кризиса происходили Ливонская, Семилетняя, Кавказская, Крымская, Японская войны, Первая мировая война, Афганская война. В периоды подъёма и гармонии была Северная война, Отечественная война 1812 года, русско-турецкая война 1877-1878 гг., Великая Отечественная война 1941-1945 гг. Здесь упомянуты только наиболее крупные войны, но в общем указанная закономерность проявляется и на примере менее значительных военных конфликтов. В периоды кризиса и восходящей фазы российский внешнеполитический курс отличает сравнительная компромиссность, лояльность. Как только начинают преобладать признаки общественно-политической системы, характеризующей гармоничное состояние в рамках данного социального цикла, внешнеполитический курс становится более жёстким, тон общения с партнёрами по военно-политическим блокам более менторским. Фазы спада сопровождаются часто откровенной реакционностью, вмешательством во внутренние дела союзных государств и не только их. Именно в один из таких периодов Россия и получила прозвище «европейского жандарма».

Во внутренней политике усиливается нажим на правовые «лакуны», то есть территории, как правило, иноэтничные и инокультурные, где российские законы и правовая культура имеют второстепенное значение. Периоды гармонии и спада (инерционного движения, когда ещё преобладают признаки гармоничного состояния) характеризуются русификаторскими тенденциями и наиболее безапелляционными приёмами распространения и насаждения российского исторического типа культуры там, где в периоды кризиса и начала подъёма, поощрялась и сохранялась этнокультурная самобытность, выражавшаяся в поддержании местных традиций, понимании особенностей соцоикультурной ситуации, предоставлении различных льгот и привилегий и т.п. Одним из наиболее ярких примеров могла бы послужить история интеграции народов Северного Кавказа в геополитическое и историко-культурное пространство России.

Важно понять, что нарастание негативных (кризисных) и позитивных (гармонизирующих) тенденций происходит постепенно. Например, если мы изучаем какое-либо событие или явление, хронологически протекавшее на нисходящей фазе цикла, это ещё не означает, что оно должно рассматриваться через призму кризисных признаков. Государство и общество могут находится в фазе, когда позитивные тенденции ещё преобладают, поэтому и оценка события должна быть соответствующей. Любой инверсионный процесс имеет, своего рода, фазы инерции, когда признаки предшествующего состояния вытесняются признаками предстоящего постепенно. В равной степени это относится и к состоянию выхода из кризиса. Если мы обнаруживаем отдельные (пусть даже очень важные) признаки выхода из кризиса, это не означает, что он преодолён. Совершенно очевидно, что мы классифицируем эти признаки как позитивные тенденции, зная, каковы были последующие события и особенности исторического процесса в целом. Современники, зачастую, оказываются движимы опытом глубоко кризисного состояния социума, и требуется время для того, чтобы мотивационная сфера претерпела заметные изменения. Ещё и по этой причине выход из кризисного состояния дольше и болезненнее, чем путь к нему.

Таким образом, если говорить о фазе упадка и кризиса российской государственности  в рамках отдельных социальных циклов, следует подразумевать периоды с того момента, когда кризисные тенденции начинают преобладать, и до того времени, когда они ещё продолжают доминировать. То же самое относится и к характеристике гармоничного состояния социума. Назовём такие периоды фазами «подъёма и гармонии» и «спада и кризиса».

Приведённые выше критерии оценки кризисного и гармоничного состояния российской государственности достаточно подробны и очевидны. В контексте нашей работы большое значение имеет то, как социальные циклы в России отражались на успехах государства в утверждении своих интересов на Северном Кавказе, какими способами и методами в этом регионе происходило распространение и закрепление российского исторического типа культуры.

Примечания

1. Лубский А.В. Северный Кавказ – периферия российской цивилизации// Научная мысль Кавказа, 2000, №2. – С.35.
2. Гамаюнов С. От истории синергетики к синергетике истории// Общественные науки и современность, 1994, №2. – С. 101.
3. Там же. – С.104.
4. Цит. по: Соколов Ю.Н. Цикл как основа мироздания. – Ставрополь: ЮРКИТ, 1995. – С.91.
5. См. напр.: Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. Новый диалог человека с природой. – М., 1987; Они же. Время, хаос, квант. – М.: Прогресс, 1994.
6. Аршинов В., Свирский Я. Философия самоорганизации. Новые горизонты// Общественные науки и современность, 1993, №3; Гамаюнов С. От истории синергетики к синергетике истории// Общественные науки и современность, 1994, №2; Князева Е.Н., Курдюмов С.П. Синергетика как новое мировидение: диалог с И. Пригожиным// Вопросы философии, 1992, №12; Они же. Синергетика: начала нелинейного мышления// Общественные науки и современность, 1993, №2 и др.
7. Аршинов В., Свирский Я. Указ. соч. – С.59.
8. Аршинов В.И. Синергетика как феномен постнеклассической науки. – М., 1999; Бранский В.П. Социальная синергетика и акмеология: теория самоорганизации. М.: Издательство С.Петербургской Акмеологической академии, 2000. – 106 с.; Василькова В.В. Порядок и хаос в развитии социальных систем: синергетика и теория социальной самоорганизации. – СПб.: Лань, 1999. – 478 с.; Синергетика: человек, общество. Материалы научно-методологической конференции/ Под ред В.С. Егорова и В.И. Корниенко. – М.: Издательство Российской академии госслужбы, 2000. – 342 с.; Социальная синергетика: предмет, актуальные проблемы, поиски решения. – М., 2003 и др.
9. Валлерстайн И. Анализ мировых систем и ситуация в современном мире (Статьи, выступления, фрагменты из книг). – СПб.: Унив. Книга, 2001. – 414 с.; Он же. Глобализация или переходная эпоха? Взгляд на долгосрочное развитие мировой системы// Русский исторический журнал. Т. I, 1994, №4. – С. 365-384.
10. Валлерстайн И. Социальное изменение вечно? Ничто никогда не меняется?// Социологические исследования, 1997, №1. – С. 21.
11. Шаповалов А.И. Феномен советской политической культуры (ментальные признаки, источники формирования и развития). – М.: Прометей, 1997. – 355 с.
12. Голованова С.И. Региональные группы казачества Юга России: опыт системного анализа. – Армавир: Издательский центр АГПИ, 2001. – 162 с.
13. Соколов Ю.Н. Цикл как основа мироздания. – Ставрополь: ЮРКИТ, 1995. – 122 с.
14.  См напр.: Адаменко С.В. Цикличность развития культуры: проблемы методологии// Материалы IV международной конференции «Циклы природы и общества», Ч.II. – Ставрополь: Издательство Ставропольского университета, 1996. – С. 95-96; Асеев Ю.И., Малютина М.В., Гавриков А.Н. Узловые вопросы истории и теории кризисов и циклов в обществе// Там же. – С. 89-92; Белогуров А.Ю. К методологии исследования циклично-корреляционных особенностей развития общественных систем// Материалы VI международной конференции «Циклы природы и общества», Ч.I. – Ставрополь: Издательство Ставропольского университета, 1998. – С. 236-238; Будникова В.В. Цикличность экономической политики в России// Там же. – С. 321-322; Булыгина Т.А. К вопросу о циклах функционирования тоталитарной идеологии в советском обществе// Там же. – С. 338-340; Давлетшина Н.В. Модернизация в России: к вопросу о цикличности российской истории// Там же. – С. 230-231; Захарова Л.Н. Цикличность в развитии права и государства// Там же. – С. 322-323; Корень Р.В. Циклические процессы этногенеза// Там же. – С. 286-288; Соболев Л.М. Цикличность социально-экономических процессов// Там же. – С. 245-248; Трофимов А.М., Шагимарданов Р.А. Цикличность развития социально-экономической организации общества// Там же. – С.229-230.
15. Дзамихов К.Ф. Северный Кавказ и Россия: исторические циклы и переходные периоды// Наука о Кавказе: Проблемы и перспективы. Материалы I съезда учёных-кавказоведов/ Под ред. В.Г. Игнатова. – Ростов-н/Д.: СКАГС, 2000. – С. 48-55.
16. Там же. – С.49.
17. Цит. по: Яковец Ю.В. Циклы и кризисы ХХI века: цивилизационный аспект. Доклад на юбилейной научной сессии Российской академии естественных наук. – М.: МФК, 2000. – С. 9.
18. Там же.
19. См. напр.: Пантин В.И. Циклы и волны модернизации как феномен социального развития. – М.: Московский философский фонд, 1997. - С. 42-58.
20. Ахиезер А. Где искать самобытность?// Дружба народов, 1995, №1. – С.113-128.
21. Там же. – С.115.
22. Там же. – С. 118.
23. Там же.
24. Пилипенко А.А., Яковенко И.Г. Культура как система// Человек, 1997, № 5-6. – С.
25. Ясперс К. Смысл и назначение истории. – М., 1994.
26. Шаповалов А.И. Феномен советской политической культуры (ментальные признаки, источники формирования и развития). – М.: Прометей, 1997. 355 с.
27. Лубский А.В. Указ. соч.
28. Костин В.А., Костина Н.Б. Социальные изменения в концепциях исторического процесса// Социологические исследования, 2000, № 1. – С. 12.
29. Яковец Ю.В. Циклы и кризисы ХХI века … - С. 19.
30. Соколов Ю.Н. Указ. соч. – С. 7-8.
31. Пантин В.И. Циклы и ритмы истории. - Рязань: Аракс, 1996. – С.10.
32. Яковец Ю.В. Циклы и кризисы ХХI века … - С. 21.
33. Ахиезер А. Указ. соч. – С. 117.
34. Там же. – С. 118.
35. Шаповалов А.И. Указ. соч. – С. 140.
36. Гумилёв Л.Н. От Руси к России. – СПб.: ЮНА, 1992. – 272 с.

ГЛАВА 2.

ЗАКОНОМЕРНОСТИ ИНТЕГРАЦИИ СЕВЕРНОГО КАВКАЗА В ГОСУДАРСТВЕННОЕ ПРОСТРАНСТВО РОССИИ (ДО ОКОНЧАНИЯ КАВКАЗСКОЙ ВОЙНЫ)

Первоначально данную главу предполагалось назвать «Циклы истории России и кавказские войны (до 1917 года)». Не отказываясь от тезиса о том, что сила оружия всё же сыграла немаловажную роль во включении Северного Кавказа в состав российского государства, оговоримся, что понимать под этим только войны и вооружённые акции, имеющие своей целью «замирение» и подчинение горцев российской короне, было бы изрядным упрощением. Влияние России (в том числе, и военное), направленное на присоединение Северного Кавказа, имело многовекторную направленность и, зачастую, использовалось самими горцами в качестве аргумента в решении своих противоречий, как между отдельными этническими группами, так и между социальными стратами внутри некоторых из них.

Очевидно, что в период длительной борьбы за влияние на Кавказ, Россия использовала широкий набор приёмов и методов реализации своих устремлений. Вместе с тем, именно силовой аспект присоединения Северного Кавказа рассматривается нами в этой главе в диалектическом единстве с другими методами достижения этой цели. В качестве объекта исследования мы рассматриваем закономерности доминирования (возобладания) мирного или военного методов покорения Кавказа, а также их своеобразие и изменение в зависимости  от фазы социального цикла в России.

Определяя хронологические рамки проблем, затрагиваемых в данной главе, нижней границей будем считать середину XVI в. – начало активного проникновения и закрепления России на Северном Кавказе. Верхняя граница – окончание Кавказской войны. Таким образом, нами рассматривается этап интеграции Северо-Кавказского социокультурного пространства в границы российского государства, а значит и в рамки российского историко-культурного типа в течение второго большого (имперского) цикла. Заявленные хронологические рамки, впрочем, не вполне с ним совпадают, и это требует отдельного пояснения. Вторая половина XVI в. и рубеж XVI-XVII веков относятся к первому большому российскому социальному циклу. Краткосрочность начального этапа проникновения российского государства на Северный Кавказ в рамках данного цикла, во-первых; зарождение имперской модели государственности, во-вторых, дают достаточно оснований для рассмотрения его вкупе с последующим.

Окончание Кавказской войны, практически совпавшее с началом пореформенного периода, представляет собой начало совершенно самостоятельного этапа интеграции Северного Кавказа в историко-культурное пространство России. В это время изменяется не только политический статус региона, окончательно входящего в государственное пространство России, но и его этническая  и экономическая карта. Период после окончания Кавказской войны и до 1917 года, представляющий завершающий этап второго большого российского социального цикла, практически, совпадает с его внутренним (третьим) малым циклом. Он является уникальным периодом, который в контексте нашего исследования мы посчитали возможным рассмотреть отдельно.

В рамках второго большого социального цикла (до 1860-х годов) Северный Кавказ является для России, скорее, внешнеполитической проблемой, нежели внутренней. Соответственно, методы воздействия и способы его интеграции в состав Российской империи отличаются от того, какими они были в пореформенный период, когда рассматриваемый регион становится частью российского государства в совокупности главных составляющих этого понятия.

В данной главе в наши задачи входит показать, как на протяжении означенного хронологического отрезка изменяется динамика процесса интеграции Северного Кавказа в государственное пространство России; каким образом изменяется отношение государственной власти к «кавказской проблеме» в зависимости от фазы отдельного социального цикла; в какой степени сходны способы решения этой проблемы в восходящих и нисходящих фазах, состояниях гармонии и кризиса различных малых социальных циклов периода империи; каким образом  социальные циклы в России, сопряженные с интенсивностью утверждения на Кавказе, влияли на собственные циклы эволюции Северо-Кавказских этно-социальных систем.

Середина XVI века приносит России большой внешнеполитический успех: покорены Казань и Астрахань. Вместе с тем, эти завоевания проходят на фоне нарастающих деструктивных тенденций внутриполитического характера, обусловленных столкновением этнократических традиций государственности первого большого цикла и имперских тенденций, уверенно нарастающих в течение всего XVI века. Подчинение Казани Москве существенно изменило геополитическое положение русского государства (1). «Многочисленные народы, населявшие земли от Сибири до Северного Кавказа, посылали в Москву своих представителей с тем, чтобы заключить с ней торговые сделки и военные соглашения» (2). То есть, относились к России так же, как прежде к наследникам и потомкам Чингис-хана. В череде этих событий в Москву прибывает кабардинский князь Темрюк. Адыгским князьям царь обещал защиту от турок и татар.

Покорение Казани и Астрахани открывало русским широкие пространства Восточного Предкавказья. Стратегически выгодное положение, дополненное упомянутой просьбой адыгской знати, стало необходимым и достаточным условием для возникновения  в 1567 году первого форпоста русских на Кавказе – Терского городка (Терки, Тюмень). Русские и кабардинские войска действовали сообща против крымских войск и нанесли им ряд поражений. «Это позволило облегченно вздохнуть пограничному русскому и горскому населению» (3). Военно-политические контакты русских и горцев в этот период носят, надо полагать, взаимовыгодный характер: горцы с помощью русских решают задачи своей безопасности от сильных и географически более близких соседей, русские «прощупывают» пределы своих южных рубежей. По очень точному замечанию Дж. Хоскинга, «русские считали необходимым установить контроль над Диким полем и территориями, к нему прилегающими, или хотя бы быть уверенными в том, что эти земли находятся под контролем стабильной власти, с которой можно было бы общаться дипломатическим путём, а не военным. Много раз на протяжении своей истории Россия как бы зондировала свои границы, чтобы выяснить, где, собственно, они пролегают и насколько они крепки» (4). Такое «зондирование» происходило в течение XVI века во всех возможных направлениях, а на востоке оно довело русских до самого Тихого океана.

Периодам продвижения России на Северном Кавказе, хронологически совпадающим с периодами относительной гармонии, и отчасти с ниспадающими фазами социальных циклов, свойственны наступательные действия, преобладание силовых, военных методов утверждения в этом регионе. Как станет ясно из дальнейшего хода рассуждений, каждая последующая такая фаза была жёстче предыдущей. Поэтому очевидно, что в данный период военный аспект закрепления русских на Кавказе имел, сравнительно, слабовыраженный характер. Однако в процессе расширения союзных России племён (с точки зрения Москвы, подданных), она всё более и более втягивается в вооружённые конфликты между, собственно, горскими народами. В 1582 году бештауские черкесы ищут покровительства Москвы от астраханских татар и калмыков. Уже четыре года спустя «царь Фёдор Иоаннович посылает войско на Терек для усмирения горцев, беспокоивших наших подданных. Вследствие этого похода многие племена поддались России» (5). В 1586 г. Кахетия перешла в подданство России. 90-е годы ХVI в. наметили ослабление российских позиций на Кавказе, несмотря на основание г. Койсу, что можно считать последней удачей этого цикла. Россия двигалась к периоду жёсткого кризиса, и это отразилось на кавказских операциях: 1594 г. неудачный поход князя Андрея Хворостинина, 1604 г. — сокрушительное поражение при попытке овладеть Тамхали, потеря города Койсу.

Несмотря на то, что уже на ранних этапах попыток проникновения и закрепления России на Северном Кавказе это происходило, в том числе и военными средствами, оценивая общее состояние отношений Москвы с горским населением, можно согласиться с мнением ветерана кавказской войны адмирала Л.М. Серебрякова: «Итак, мы видим, что в XVI столетии связи наши с Кавказом были дружественные, родственные и единоверные» (6).

Период с начала XVII века и последующие, примерно, сто лет представляют собой восходящую фазу первого малого социального цикла в рамках второго большого (имперского) цикла. Глубокий кризис, известный как «Смутное время», переходит в период длительной и болезненной гармонизации российского социума, завершившегося унифицирующими реформами Петра I. Состояние российского этноса в этот период проходит акматическую фазу, характеризующуюся оформлением суперэтноса, острой внутриполитической борьбой как результата доминирования индивидов-пассионариев с высоким уровнем честолюбия, жертвенности в достижении своих идеалов и т.п. (7). Поиск новых смысловых начал организации российского социума составил суть «бунташного века». Эту «бунташность» вряд ли стоит сравнивать с волнениями и революциями кризисных периодов. Напряженность внутриполитических событий восходящей фазы первого малого цикла совпадало с общим характером такой же фазы большого. Все эти обстоятельства отвлекали Россию от внешних проблем. В том числе был и Северный Кавказ.  При этом, надо подчеркнуть, что уже данной фазе продвижения России на Кавказ были свойственны особенности, прослеживающиеся и в других восходящих фазах социальных циклов: преобладание мирных методов привлечения горцев к сотрудничеству, а нередко и к подданству, поиск конструктивных решений  и способов укрепления российских позиций на Кавказе, а позже и интеграции его в государственное пространство России.

Никаких заметных успехов на Северном Кавказе Россия в XVII веке не добивается. Активно ищут поддержки и российского подданства грузинские цари: царь Мегрелии Леон в 1638 году; кахетинский царь Теймураз I  в 1641 году; в 1653 году имеретинский царь Александр. В 1657 году русский царь получает просьбу о переходе в русское подданство ещё трёх небольших горных княжеств Восточной Грузии (8). На Северном Кавказе, постепенно включающемся в орбиту влияния арабо-исламского типа культуры, Россия почти не продвигается. Подавление восстания в Кабарде (!), поднятого Заруцким и Мариной Мнишек, а также укрепление Терского городка в 1619 и 1670 годах едва ли можно назвать большим успехом.

Фаза гармонии первого малого социального цикла, наступающая примерно в начале XVIII века, приносит России свои плоды. «Возникновение и «пульсирование» кавказского вопроса (В.Ш.: подч. мной) тесно связано и геополитически неотделимо от восточного вопроса, но, тем не менее, он всегда оставался достаточно автономной, самостоятельной проблемой» (9). Те же авторы считают, что Кавказ как внешнеполитическая проблема начинает складываться для России в ходе Каспийского похода Петра I в 1722 году (10). Вместе с тем, этому событию предшествовало, казалось бы, малозначительное и внешне не эффектное образование на Тереке русского поселения потомками гребенских казаков. Происходит это в 1711 году. Казаки «прибегли к милосердию Петра Великого и по высочайшему его повелению они выселены были на северный берег Терека» (11). Основав четыре станицы, казаки положили, таким образом, начало Кавказской линии, которая только «…потом по силе обстоятельств  привлекла внимание правительства» (12). Внимание это, равно как и немалые финансовые вложения в укрепление и расширение линии, стали необходимы в условиях роста военного, силового способа интеграции Северного Кавказа, который был во время рассматриваемого периода ещё не так актуален, как уже в конце XVIII в. и, тем более, позже. Поэтому можно согласиться с тем, что наиболее значимым событием начала века был Каспийский поход Петра I. По сути и характеру договоров и взаимоотношений, устанавливаемых Петром I с местными народами, можно сказать, что этот поход принадлежал ещё к предшествующему этапу развития российско-кавказских взаимоотношений.

Неудивительно, что сразу же по окончании Северной войны Пётр I обратил внимание на южные рубежи, где в своё время он впервые снискал крупный внешнеполитический успех (русско-турецкая война 1695-1696 гг.). Россия находилась в фазе гармонии первого малого социального цикла, что сопровождается в целом успешной внешней политикой, частью которой были две упомянутые здесь войны. Исключением выглядят результаты войны с Турцией 1710-1711 гг. Согласно Прутскому мирному договору, Россия несколько ослабляла свои позиции на юге, однако сохраняла их на главном в то время стратегическом направлении – в Прибалтике.

Каждое гармоничное состояние очередного цикла выводило Россию на новый уровень геополитических притязаний. В рассматриваемый период  началось более чем вековое соперничество России и Турции за влияние на Кавказ. Немалую роль в этом соперничестве играл и Иран, поэтому можно говорить о столкновении на Северном Кавказе интересов государств, принадлежащих к различным историко-культурным типам.

Каспийскому походу предшествовало экономическое и политическое обследование прикаспийских районов, проведённое в 1715-1718 годах. Главной целью этого похода «было предотвращение угрозы овладения Османской империей либо Ираном Закавказьем и Прикаспием. Средством достижения данной цели было присоединение кавказских земель к России» (13). Среди наиболее важных результатов Каспийского похода: основание крепости Святой Крест, а также поиски покровительства (а иногда и фактического подданства) России ногайцами, владетелями Костенковским, Аксаевским, шамхалом Тарковским. К 1723 году в результате успешных военных операций генерала Матюшкина России покорился весь приморский Дагестан, Апшеронский полуостров, ханство Ширванское, Баку, области Гилян, Мазандеран и Астрабад (14).

Это были последние яркие успехи российского оружия в покорении Кавказа в рамках первого малого цикла периода империи. Особенно отчётливо предкризисные тенденции обозначились после смерти Петра I: империя абсолютной власти монарха, созданная его почти абсолютной волей, вступала в полосу кризиса, определяемую  притязаниями дворян. Примерно через сто лет после смерти Петра I уже «дворянская империя» достигнет апогея своего развития и выведет Россию к иным горизонтам и степени притязаний по отношению к своему иноэтничному и инокультурному окружению. Пока же дворянские устремления только подтачивали созданную Петром систему социальных связей и отношений, уверенно ведя Россию к первому мягкому кризису середины XVIII века.

На внешнеполитической арене это не замедлило сказаться. Обратимся к интересующему нас южному направлению. Нарастание напряженности системы, движение Российской государственности к фазе мягкого кризиса повлекло преобладание центробежных тенденций, и в последующие годы Россия уступает свои позиции: по условиям Ганджинского мирного договора (1735 г.) Персии отходят все каспийские провинции, в том числе Дербент и крепость Св.Креста.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13